— Есть ли кто здесь?
Внизу никого не было. Поднялись на второй этаж — тоже никого. Пусто было и в остальных домах; помещения были служебными.
Началась расстановка сил. Сам Ольшанский со своим штабом обосновался в подвале конторы порта. Здесь же установили две радиостанции. Отряд разбился на две основные группы. Одна под командованием младшего лейтенанта Василия Корда заняла первый и второй этажи. Другая во главе с младшим лейтенантом Владимиром Чумаченко должна была обеспечить охрану штаба и выделить бойцов для охраны здания снаружи. Свинарник, перегороженный несколькими гранитными переборками, заполнило отделение старшины 2 статьи Бочковича. В контору элеватора и в домик восточнее основного здания послали матросов старшины 1 статьи Юрия Лисицына и старшины 2 статьи Ивана Макиенок. В каменном сарайчике-курятнике устроился матрос Георгий Дермановский. Метрах в тридцати от него, юго-восточнее конторы порта, залегли с противотанковым ружьем матросы Леонид Недогибченко и Ефим Порхомчук, а западнее большого здания окопались с противотанковым ружьем Михаил Абраменко и Владимир Кипенко.
Так отряд занял круговую оборону.
Ольшанский приказал всем надежно окопаться и прочно забаррикадироваться. Укрепление началось тотчас же. В стенах пробивали бойницы. Лишние двери и окна закладывались ящиками с песком и кирпичом.
Подготовка к предстоящим боям шла полным ходом. На первом этаже работали у окон автоматчики старшины 1 статьи Кузьмы Шпака. Подтянули к амбразурам свои пулеметы матросы Павел Осипов, Иван Удод и Акрен Хайрудинов. В кабинетах второго этажа под руководством младшего сержанта Владимира Очаленко устанавливали свои ПТР’ы и ручные пулеметы матросы Николай Щербаков, Николай Казаченко, Валентин Ходарев, Михаил Мевш и другие.
Утром Ольшанский отправился проверять, изготовились ли его подчиненные и каково их настроение. То и другое ему понравилось, укрепление надежное, настроение бодрое.
Все дома моряки превратили в общий неприступный дот.
Командир возвратился к себе в штаб довольный. Все пока шло своим чередом.
Медленно наступило мартовское утро, свежее, сырое и пасмурное. Синяя дымка рассвета окутала прибрежные дома, густо заволокла причалы торгового порта. Хорошо было видно только серое здание нового элеватора, возвышавшееся над местностью, как колокольня. Кто-то ночью предложил остановиться в нем: привлекали его массивные стены. Ольшанский не согласился: слишком оно приметно и одиноко, для обороны не годится.
Константин Федорович долго стоял у окна, молчаливый, серьезный и внимательный, как всегда перед боем. Он настороженно прислушивался к тишине; до слуха доносились первые голоса зимних птиц, воробьев, синиц, снегирей; и казалось странным, что птичьи голоса скоро могут смениться треском автоматов и пулеметов…
Где-то стучали колеса телеги. Стук постепенно усиливался — к зданию приближалась двухконка. На повозке сидели два солдата — очень соблазнительная цель. Командиру отряда захотелось расправиться с ними, не поднимая шума.
У ворот изгороди, обнесенной вокруг здания, подвода остановилась, немцы настороженно переглянулись и стали поспешно поворачивать лошадей. То ли они заметили дула пулеметов, торчащие из бойниц свинарника, то ли испугал их вид окон, заложенных за ночь кирпичами…
Внезапно раздалась короткая очередь автомата — дело рук матроса Дементьева, находившегося в свинарнике. Немец свалился на землю. Лошади бросились вскачь. Вслед ударили автоматчики. Раненым упал с повозки и другой немец, которому все же удалось удрать.
«Эх, упустили», — с досадой подумал Ольшанский, и его лицо помрачнело.
Произошло это мгновенно. Произошло то, что ускорило события дня. Теперь каждый понимал, что немцы с наступлением не замедлят. Из штаба передали: «Всем быть на чеку, усилить наблюдение, приготовиться к бою, без приказания не стрелять».
С этой минуты командир десанта больше не слышал робких голосов птиц, порхающих среди голых деревьев, не видел серых жидких облаков, низко плывущих над портом. Все внимание было приковано к дороге, уходившей в город, к цистернам на горе, к полуразрушенным портовым домикам, из-за которых могли появиться немцы.
И они появились. Стрелки часов в это время показывали четверть девятого. По словам матросов, находившихся в свинарнике, немцев было не более ста. Шли строем во весь рост, не предостерегаясь. Причина их самонадеянности и беспечности стала ясна потом, часа два спустя, когда в жаркой перестрелке гитлеровцы неожиданно заметили, что перед ними моряки-черноморцы, и в панике бросились врассыпную. Теперь же, видимо, им казалось, что в одном из этих домов засела горстка партизан, которая может испугаться только одного бравого вида нагло маршировавших солдат. Такое предположение немцев укреплялось по мере приближения их к зданию конторы порта: никто в них не стрелял, не слышалось ни одного звука, и вообще не чувствовалось ничего такого, чего следовало бы опасаться.