— Неужели, тезка, я не доживу до радостных дней победы?..
— Что за глупость, — обиделся я. — Конечно, доживешь. Я, например, решил жить до ста лет. Вот посмотришь…
Казаченко улыбнулся и сказал:
— Вы нас, раненых, не бросайте, если пойдете на прорыв к своим.
У раненого самочувствие совсем не то, что у здорового. Ему все кажется, что он для других обуза и вообще беспомощный человек. Такого надо успокоить теплым словом. Как и все, я крепко верил в победу, в скорую победу. Я душой чувствовал и предполагал, что раз нас послали в десант, значит, не сегодня — завтра войска Красной Армии пойдут в наступление. Кроме того, я был кандидатом в члены партии, что обязывало меня быть передовым бойцом. И я сказал матросам, что никуда мы не пойдем, а будем биться здесь до прихода войск Красной Армии, перешедших уже в наступление. Так именно и было на деле…
Вскоре меня позвал Корда — время заступать на вахту. Раненых оставил повеселевшими. «Западные» двери, как мы тогда их называли, были пробиты осколками. Выбрав пошире отверстие, я внимательно стал следить за местностью. Земля была изрыта воронками, покрыта трупами немцев. Землю изрыли немцы, а немцев перебили мы.
Минут пятнадцать, а, может, больше, фашисты не показывались. Потом появились на окраинах города и в порту. Враг готовился к новым атакам. Я тотчас же сообщил об этом в штаб.
Подошел к двери командир десанта Константин Ольшанский и прильнул к пробоине. У него созрело какое-то решение. Он вернулся к себе в штаб и, как видно, приказал радисту Александру Лютому вызвать на помощь нашу авиацию.
Где-то заухали пушки — по зданию открылась стрельба. Ну, думаю, снова началось… Среди грохота выстрелов и взрывов послышался гул моторов. Самолеты! Четыре или пять наших бомбардировщиков. Они прилетели, несмотря на плохие метеорологические условия. Но как только они показались, прекратился и обстрел. Самолеты покружились, постреляли, разогнали немцев и улетели.
В стане врага вновь поднялась суета. Опять загремели пушки.
Мы тоже подготовились к бою. Почистили оружие, зарядили диски. Привели в порядок себя, помещения. Перевязали раненых. Ольшанский разрешил вооружиться только тем раненым, которые сравнительно хорошо себя чувствовали.
В это время принесли сверху еще одного раненого. Это был Валентин Ходарев. Ему оторвало левую руку. Так и хотелось броситься к нему, ведь его же считали убитым, но пост покидать — преступление.
Ходарев приподнялся с носилок и, видя, что все готовятся к бою, попытался взяться за гранаты. Ему что-то сказали и уложили снова. Но разве может спокойно улежать человек с нетерпеливым характером и горячим сердцем?! Ходарев вскочил с носилок и хрипло вскрикнул:
— Не удерживайте меня!.. Я — комсомолец; уходя в десант, я дал комсомольское слово, что буду драться до последней капли крови. Я хочу сдержать свое слово!..
К нему подошел Ольшанский.
— Успокойтесь, товарищ Ходарев, — сказал он. — Вы уже выполнили свое обещание. С вас хватит. Отдохните…
Больше я уже не слышал, что говорил офицер: за стеной взорвалась мина, содрогнулось здание. Взрывы еще и еще… Сильные, оглушительные взрывы мин и снарядов. Враг решил разрушить здание и перебить нас при помощи шестиствольных минометов.
Дом опять тряхнуло: мина разорвалась на втором этаже. Там уже никого не было, все сошли вниз и заняли места у окон и бойниц.
Весь личный состав принял клятву, каждое слово которой запомнилось навсегда:
«Мы, бойцы и офицеры — моряки отряда Ольшанского, клянемся перед Родиной, что задачу, стоящую перед нами, будем выполнять до последней капли крови, не жалея жизни. Подписался весь личный состав».
Клятву передал по радио в штаб майора Котанова старший краснофлотец Лютый. Мы доложили своему комбату о том, что дух у нас попрежнему высок, сознание ясное, что все готовы на великий подвиг ради победы. И когда заместитель командира отряда по политчасти капитан Головлев и парторг Шпак подходили к нам, чтобы простым словом подбодрить, мы отвечали так же просто: «есть» или «ясно». Для всех было ясно, что надо биться так, чтобы победить.
Герой Советского Союза А. С. Лютый.
Минут через пять получили ответную радиограмму. Котанов радировал Ольшанскому: «Личный состав гордится вашими боевыми действиями. Вам лично и всему личному составу объявляю благодарность. Слава русскому матросу!»