Постепенно дождь стал стихать. Надвигалась темная беззвездная ночь. Лошади подбились. Старик то и дело давал им передохнуть.
Неожиданно со стороны густо заросшей терновником балки раздался лошадиный топот. Выросший словно из-под земли всадник схватил буланого под уздцы.
— Вытряхивайся, приехал! — почти у самого уха Хромова простуженно прохрипел второй всадник. — Ну-ну!
— Чаво? — оробел старик.
— Не «чавокай», а слазь!
— Сичас, сичас, — заторопился Хромов. — Кисет вот достану. Он гдей-то тут...
А сам лихорадочно нашаривал в соломе припасенный на всякий случай шкворень. «Хоть одного, а прихвачу с собой, — решил Хромов. — Живого все равно не пустят, бандюги...»
Но не успел старик приподняться, как что-то тяжелое обрушилось на голову. Обмякшее тело плюхнулось на размытую дождем дорогу...
Заскрипела повозка, зачавкали копытами удалявшиеся лошади.
2
Старший милиционер Николай Бирюков добрался до своей хатенки на рассвете, сбросил шинель и без сил свалился на топчан. Всю ночь рыскали по степи, прочесывали балки, перелески. Заморили лошадей, сами измучились, а грабители ускользнули.
— Охо-хо, — вздохнула Александра Григорьевна, стягивая со спящего сына сапоги. — Вот нашел работу... Измотался весь, издергался. С гражданской живой пришел, так тут изничтожат...
Она застирывала грязные полы шинели, когда звякнула щеколда. Дверь распахнулась, и в кухню вошел паренек в туго перепоясанной солдатской шинели.
— Здесь живет старший милиционер Бирюков? — звонко спросил он.
— Ну, здеся, — пробурчала Александра Григорьевна. — Неужто опять на коня? Не дадут человеку поспать...
— Угадала, мамаша. Буди скорее...
— Я здесь, Миша. Иду... — поправляя на ходу ремень, на котором болтался наган в старенькой кобуре, Николай вышел на крыльцо. В помятых, еще не просохших солдатских галифе, в такой же, будто изжеванной гимнастерке, босой, он казался совсем еще мальчишкой.
— Мама, — крикнул он, — сапоги, шинель давай!
— Так они ж мокрые.
— На мне просохнут. Я горячий, — весело крикнул он.
Рассветало. С Волги тянуло прохладой. Шлепая по непросохшим лужам, Бирюков направился к небольшому сараю, где стоял его Орлик.
Увидев хозяина, конь тихонько заржал, гулко застучал подковами по твердому земляному полу. Из сарая пахнуло теплом, конским потом, запахом чебреца и полыни. Бирюков положил в ясли охапку сена, погладил коня загрубевшей ладонью по лоснящейся шее и тяжело вздохнул. Потом резко повернулся, сердито хлопнул дверью сарая.
— Нет, лучше пешком пойду...
— Ты о чем это, Николай? — спросил посыльный.
— Коня, говорю, жалко. Пусть отдыхает. Ночью ему досталось по самые ноздри...
— Тебя же срочно начальник вызывает, — удивился посыльный милиционер и спрыгнул с коня. — Поезжай на моем, мне не к спеху...
— Вот это дело, — обрадовался Бирюков.
Он вошел в кабинет без стука. Перед начальником краевого оперативного отдела Акинтьевым лежали на столе винтовочные гильзы, пахнущие сгоревшим порохом, карта-десятиверстка, полкраюхи ржаного хлеба, стоял черный закопченный чайник. В комнате голубыми волнами плавал густой махорочный дым.
Акинтьев зевнул, устало расправил плечи, потом налил в большую кружку кипятку, густо заваренного смородиновыми листьями.
— Садись, Николай, и пей. Этот чай, знаешь, как сон разгоняет. Я вот почти двое суток не сплю, только чаем держусь.
Обжигая губы, Бирюков маленькими глотками прихлебывал коричневый отвар.
Акинтьев, не торопясь, достал кисет, свернул цигарку и заговорил:
— Под утро в больницу привезли с проломленным черепом Кирилла Хромова. Не знавал, случайно, такого?
— Не приходилось, Георгий Максимович, — тихо, как бы извиняясь, произнес Бирюков.
— Так вот, старик Хромов был красным партизаном. Одним из первых вступил в колхоз. Это я тебе говорю между прочим. — Хмуря густые брови, Акинтьев придвинул к себе две стреляные гильзы и, пытаясь поставить их одну на другую, сказал: — Два часа назад Хромов пришел в память и рассказал все, как было. На дворе осень. Бандиты торопятся запастись провиантом. Видишь, гильзы? Ребята нашли их в яру рядом с трупом пастуха. Колхозного быка увели...
Акинтьев поднялся, обошел вокруг стола и развернул перед Бирюковым карту.
— Смотри. Пастуха убили здесь, на Хромова напали вот где, а за сорок верст отсюда они ограбили магазин. В город боятся заходить, грабят больше в селах и на большаках.
Слушая начальника оперативного отдела, Бирюков никак не мог угадать, какая же ему отводится роль? Георгий Максимович сам уточнил: