Выбрать главу

Усачев искренне удивился. Изюмский заметил его замешательство.

— Ничего, оправитесь. В осажденном городе очень важно поддерживать революционный порядок. Нужны кремневой закалки, честные и решительные люди. А вы — из таких.

С этого дня бывший конторский служащий Вячеслав Степанович Усачев стал сотрудником рабоче-крестьянской милиции.

Но он даже не успел принять служебные дела. По приказу Северо-Кавказского военного округа 14 августа вся милиция Царицына была влита в крестьянский революционный полк и в его составе брошена в бой под пригородной станцией Гумрак. В многодневных ожесточенных боях погибло немало товарищей Усачева, но к нему судьба осталась благосклонной — он не получил даже царапины. А когда враг был отогнан к Дону, милиция вернулась в город. Спустя еще несколько дней Вячеслава Усачева назначили начальником 1-го участка.

И побежали у него дни, заполненные нескончаемыми тревогами и заботами. Милиция находилась в ведении военного командования, несла гарнизонную службу. И вместе с тем выполняла свои милицейские обязанности. Усачев разводил караулы, а затем садился с паспортисткой, проверял старые паспорта, подписывал новые, часто с нарядом милиции устраивал проверки документов на вокзалах, совершал подворные обходы, разыскивал воровские «малины», воевал с самогонщиками и хулиганами.

Он сумел наладить на своем участке образцовую милицейскую службу. Его уважали в городе, с его мнением считались.

Как начальнику милиции Усачеву приходилось сталкиваться с разными людьми и так или иначе вмешиваться в различные человеческие судьбы. И он всегда старался решить любое дело в строгом соответствии с революционной законностью, не терпел самоуправства и беззакония.

Так случай свел его с неизвестной ему ранее молоденькой девушкой, и он должен был принять участие в ее судьбе.

2

В этот день Валентина Першикова пришла на службу на целый час раньше. В большой общей канцелярии жилищного отдела, где она работала вот уже полгода, еще никого не было. Першикова разделась, повесила старенький, но еще красивый плюшевый жакетик на общую вешалку и уселась за свой письменный стол, стоявший у самого входа в канцелярию.

Настроение у девушки было грустное. Она чувствовала себя очень одинокой и несчастной.

Вчера вечером опять был неприятный разговор со старым и больным отцом. В последние месяцы, оказавшись не у дел, он стал ворчливым и раздражительным. Может быть, оттого, что семья Першиковых, ранее не знавшая нужды, переживала теперь отчаянные материальные трудности? Но разве только они одни переносили такие лишения? Зима 1918 года, первая зима советского Царицына, была трудной для всех.

Вокруг Царицына — фронты, война, а в Царицыне — разруха, безработица, голод. Но все надеялись, что невзгоды, выпавшие на долю героически обороняющегося города, скоро пройдут. Красные прогонят белых, и наступит новая жизнь, светлая, сытая, интересная. Валентина верила в это. Но отец... Он ворчал на Валентину, бранил Советы.

До революции старый Першиков на паях с неким Калашниковым хозяйничал на карликовом лесопильном заводишке, где было занято десятка два рабочих. Жил он безбедно. Обе дочери учились в гимназии. Советская власть национализировала все предприятия Царицына. Других капиталов у Першиковых не было, и скоро нужда вошла в их дом. Надо было браться за труд. Больной отец работать не мог. Старшая Валентина, побегав по учреждениям, опустила руки: дочь капиталиста на работу нигде не брали.

Валентина не жалела о потерянном заводе. Она никогда не считала себя «барыней». Бурные события, последовавшие за октябрьским переворотом, новая, завертевшаяся, как в калейдоскопе, жизнь захватила ее. Она с интересом присматривалась к окружающему. Ей нравились смелые и решительные большевики, суровые рабочие с винтовками за спиной, деловитые и энергичные заводские парни и девчата, которых она раньше не замечала. Нравилась «их» власть. Но сама она, робкая, застенчивая и мечтательная, не решалась даже приблизиться, прикоснуться к новой жизни, возникшей у нее на глазах: удерживали семейные взгляды и убеждения, пугали обывательские слухи о скором конце Советов и суровой неизбежной каре за приверженность к ним.

Но нужда неумолима. В семье должен был кто-то работать, чтобы приносить хотя бы один паек на всех.

Валентина не оставляла попыток, и ей в конце концов повезло. В одном месте, в завокзальном районном жилищном отделе, Валентине поверили. Там требовалась переписчица. Ровный, четкий и красивый почерк девушки понравился заведующему отделом. Мать и сестра обрадовались, что Валентина удачно устроилась, а отец насупился — не хотел, чтобы дочери работали на Советы.

Валентина быстро завоевала признание и уважение сослуживцев. Она была аккуратной, исполнительной, держалась скромно. Новое положение вполне устраивало ее. Она почувствовала себя даже немного счастливой.

Но в доме воцарилась какая-то тягостная атмосфера. Скандал разразился месяца три спустя, когда Валентина неожиданно привела в дом и представила родителям своего жениха — рослого молодого красноармейца Ивана Минина. Отец был поражен и оскорблен поступком дочери, выбравшей жениха без родительского согласия и благословения. Да еще кого — красноармейца?!

Но Валентина по-девичьи пылко полюбила неторопливого в суждениях, серьезного и внимательного паренька. Он ответил ей искренней взаимностью. И она, набравшись храбрости, переступила черту условностей — сама назвала его своим женихом.

Отец пригрозил Валентине проклятием. Назревал окончательный разрыв с родителями. Валентине сочувствовала только пятнадцатилетняя сестра Вера. И все ближе и роднее становился Иван. Они поклялись пожениться, как только кончится война.

Встречались влюбленные часто. Валентина старалась не думать о войне, которая подобралась к самым стенам Царицына. Ее пугала даже мысль о скорой разлуке с суженым. Но вчера он с тоской, не глядя ей в глаза, объявил, что полк на днях отправится на фронт. Девушка пришла домой в слезах. Она знала, что, проводив Ивана, останется одна, совсем одна в Царицыне, на всем белом свете, как щепка в бурном море. После вечерней стычки с отцом Валентина не спала всю ночь, встала измученная, потерянная. На работу пришла с ноющей болью в сердце.

...Валентина сидела за столом, вся ушедшая в себя. Не слышала, как, гремя ведрами, ушла поломойка, как сходились в канцелярию сотрудники.

Накануне Валентина выпросила на пару дней тоненькую брошюрку с портретом Владимира Ильича на обложке. Это была статья Ленина о задачах Советской власти. Девушка хотела сама прочитать, о чем пишет Ленин.

Мучительно размышляя о своем безысходном положении, Валентина пододвинула брошюрку, отвлеченно посмотрела на портрет, прочла заголовок. Тревожные мысли теснились в голове, она не знала, как быть. Рука машинально взяла карандаш, пальцы повертели его, кончик карандаша сделал на обложке несколько линий. Как жить дальше? Уйти из дому, снять где-нибудь угол? Или записаться в Красную Армию и уйти на фронт вместе с Ваней? Но как оставить больного отца, мать, сестру, для которых она стала единственной опорой?

А карандаш все скользил и скользил по обложке. Вот он подрисовал Ленину усы, поправил, подчернил глаза. Рука перевернула обложку. На обратной стороне проступали контуры портрета. Карандаш, то останавливаясь, то бегая, стал обводить проступившие линии. Скоро и на обратной стороне обозначился ленинский портрет, только не очень похожий.

И вдруг над самым ухом Валентины раздался гневный голос. Девушка вздрогнула, как от удара, пальцы разжались, карандаш покатился по столу.

— Так вот, барышня, чем вы занимаетесь!

Она вскочила, вскинула испуганные глаза. Перед нею стоял человек в солдатской папахе и кожаной куртке, перепоясанный ремнем, на котором висел револьвер. Человек смотрел на нее в упор, строго и враждебно. Она узнала его. Он служил в транспортной ЧК и часто бывал в жилищном отделе по делам. Она даже несколько раз переписывала для него какие-то служебные бумаги. Он всегда держался с нею сухо и отчужденно, и она боялась его.