Черный чехольчик на носу, чтобы не дышать грязным воздухом туземцев.
Очки с простыми стеклами защищали его глаза.
Таким был человек, через две недели сделавшийся знаменитым во всей Японии.
Между тем Аратоки Шокаи любознательно глядел по сторонам, без всяких особенных мыслей рассматривая новый город.
Улицы были плохо вымощены. Под ветром клонились кипарисы и облезлые худые олеандры. Повсюду валялись гнилые луковицы и корки формозских бананов. Люди, попадавшиеся навстречу, были в мутно-белом. Женщины шли прыгающей походкой, ставя ноги мужественно и широко. Многое было похоже и все-таки не похоже на японский город — чуть хуже, ниже, разбросанней. Небо другое — серее и бледнее, чем на родине. На запад неслись пятнистые гнилые тучи.
Рикша, тряся рессорную колясочку, взбегал по улице вверх. Туман исчез. Улица наполнялась людьми. Взгляду Аратоки открылась жизнь города на рассвете, освещенная ровной зарей и не имеющая никаких тайн.
Ходили лудильщики в широких войлочных шляпах, звеня своими коромыслами. Старик в белом балахоне, с волосами, собранными на затылке в шишку, бамбуковой тростью выколачивал циновки.
Утро было еще корейским.
Но пока солнце подымалось выше над морем и туман становился прозрачней, на улицах появился и японский Фузан.
Сначала быстрой, семенящей походкой прошел чиновник с портфелем, усеянным золотыми пуговицами. Над стеклянной витриной кафе «Бансей» взлетели жалюзи, открывая пустой зал, где между столиков, украшенных расставленными в ящиках карликовыми соснами, ходили с вениками кельнерши.
Прошли двое военных, отчеканивая шаг, выпятив маленькие фигурки, четырехугольные, подбитые ватой плечи.
Из Офицерской гостиницы выбежал кривоногий денщик с плетенкой для винных бутылок, на вытянутой руке держа горсточку серебряных монет.
В углу улицы захромал инвалид-газетчик, с узкой тележкой, распевая:
— «Ници-ници»!.. Вчерашние токиоские новости!.. Сегодняшний «Корейский ежедневный вестник»!
Так он кричал и истошно звонил в серебряный звонок.
Рикша остановился у подъезда гостиницы. Сгибаясь, выбежал отставной солдат и внес в вестибюль господские вещи. По высокой лестнице, с протянутой до верха дорожкой из унылого линолеума, не снимая сапог (хотя расставленные под нижней ступенькой туфли, сандалии и ботинки указывали на то, что на второй этаж следовало бы входить в чулках), Аратоки вбежал в номер.
Портье только покачал головой, отмечая в книге свидетельство приезжего офицера. Каждый день все едут господа офицеры на материк, все такие же молодые, все так же торопятся. Вечером уезжают куда-то в глубь страны… Этот заказал номер до заката.
Номер состоял из двух комнат, где были синие ширмы; на них бледно-розовые аисты и прозрачная гора Фудзи. Жаровня. Под пеплом тлели теплые угли. В углу, на полу, телефон.
Умывшись, Аратоки немедленно позвонил в штаб.
Голос в трубке был нелюбезен.
— Мисаки-кван восемнадцать… Да… Восемнадцать… Да… Надо слушать!.. Управление континентальных воздушных сил?.. Соедините меня с дежурным… Не твое дело… Дежурный-сан? Извините… К начальнику второго сектора могу ли явиться?
— Кто его спрашивает? — по-хамски протянул голос.
— Аратоки, военной академии стажер… Да… А когда?.. Да… Извините… Как молния… Я уже там… Да.
Спустя минуту Аратоки вприпрыжку бежал по улице. Трудно поверить, но этот человек, портреты и биографии которого через две недели наводнили все японские, а потом и иностранные газеты, страшно боялся остаться неизвестным командующему воздушными силами… «Через четверть часа командующий уезжает» — сказал телефонный голос. Если сейчас запоздать, то придется ждать его возвращения восемь суток или явиться к начальнику штаба. Начальник штаба совсем не то! Аратоки заботился о будущем своем положении в гарнизоне. Всякое дело надо начинать с головы. Хорошо в разговоре вставить: «Мне командующий, барон Накаяма, говорил…»
И Аратоки подбежал к дому управления, весь потный от усилия спешить и старания бежать так, чтобы со стороны не было заметно, что он бежит. Он слегка подсвистывал шагам:
— О пение сквозь дождь, пение сквозь плеск… видел пляску струй… Неужели опоздал?.. Пение сквозь дождь…
Перед залом пропусков Аратоки на мгновение остановился, выпрямился, сдерживал сердцебиение. Снял фуражку по военному уставу.
— К командующему воздушными силами, барону Накаяма. Был вызван.
— Прямо. Направо. Налево. Кабинет номер восемь. Ожидайте дежурного адъютанта. Будете приняты через десять минут.