Едва прослышав про Дария, Зогак понял, что наконец-то его время пришло! И перед глазами замаячил, переливаясь самоцветами, трон тиграхаудских царей, казалось бы безвозвратно и навсегда утерянный. Но для достижения столь заманчивой цели надо было стать просто необходимым счастливчику Дарию, к которому Зогак испытывал жгучую ненависть. И теперь уже Зогак-паук стал целеустремленно плести паутину для доверчивого Арпака.
Дарий для Зогака был ясен. Внешне они поразительно разнились: один — тщедушен, другой — богатырь, кровь с молоком, один — маленький, какой-то кособокий, другой — высокого роста и прекрасно сложенный, один — уродлив, нехорош собой, а другой — человек редкой красоты, но внутренне они были поразительно схожи. Оба были непомерно властолюбивы, оба были неимоверно эгоистичными, для обоих были чужды такие понятия, как угрызения совести, внутреннее благородство и чистота, и оба были готовы во имя достижения своей цели шагать по трупам друзей и близких, не говоря уже о чужих и посторонних. И так как и у Дария, и у Зогака не было за душой ничего святого, то союз их мог длиться только до тех пор, пока они будут нужны друг другу, как только надобность в этом отпадет, они не преминут выбросить из сердца вон своего союзника, как ненужный и даже неприятный хлам. Сейчас Зогаку надо было убедить своего духовного близнеца в своей полезности, войти в доверие и стать необходимым, а для этого надо найти жертву и отдать ее на съедение персидскому царю. Жертвой Зогак избрал Арпака.
В стане саков после восхождения на трон Ахеменидов Дария возникло явное оживление. Наступал вожделенный миг свободы — самое удобное время сбросить иго персов. К Тиридату был послан доверенный человек из ближайшего окружения Арпака. Арпак не скрыл от Зогака, тот послан к царю арминов за решительным ответом и Арпак рассчитывает, что его побратим — Тиридат, трезво оценив обстановку, выступит совместно с саками против Дария. Зогак внимательно слушал, цокал языком в знак сочувствия, просил не забывать о нем — так обиженном персами. Клялся, что в рядах братского сакского воинства он, Зогак, не посрамит доблестное имя сака! Арпак обнимал Зогака, благодарил и... не переставал удивляться той антипатии, которую почему-то вызывал, несмотря ни на что Зогак — брат незабвенного Рустама.
Наконец-то явились гонцы от Тиридата, а ночью из стана саков тайком выбрался посланец Зогака к Дарию.
Дарий получил весточку от Зогака. Он вспомнил тщедушного человечка с очень некрасивой внешностью, но, как приметил зоркий Дарий, чем-то произведшего впечатление на самого Камбиза. Дарий еще не научился искусству царей забывать неугодное им и поэтому даже с каким-то удовлетворением вспомнил и разговор, происшедший между ними тогда, — бывшим царем и царем будущим. Тогда они были равны, но теперь на вершине Дарий и где-то у подножия — этот тщедушный человечек Зогак. Но Дарий был слишком умен, чтобы пренебречь полученными сведениями, да и иметь в своем колчане такую стрелу, как Зогак, не помешало бы, но он раздумывал и тщательно взвешивал — что предпринять.
Весть от Зогака, к сожалению, была не единственной. Каждый день молодому царю сообщали о новых мятежах, бунтах и даже восстаниях — запылала огнем пожарищ вся великая держава. В Вавилоне поднял мятеж Нидинту-Бэл, сын знатного вавилонянина Айнайра, отказался от благородного имени отца, объявил себя... Навуходоносором, сыном... Набонида! Видимо, вавилонянам столь хотелось сбросить персидское иго, что они не обратили внимания, или не захотели обращать, на такую несуразность в имени предводителя. У Набонида не было вообще никогда никакого сына (Валтасар был пасынком), к тому же и жречество и знатная верхушка Вавилона настолько не любила самого Набонида, что предпочла предать его Киру. А вот теперь согласны признать явного самозванца с ненавистным когда-то именем.
Семимесячное правление Бардии явилось для народов великой империи глотком очистительного воздуха, толчком для жизнеспособности человека, пробудило чаяния людей на лучшее будущее, и вдруг все эти надежды вмиг рухнули. Вздыбилась вся персидская держава. Даже родная Персия поднялась против своего же царя — перса! Что же тогда говорить о других народах, потерявших самостоятельность, сошедших с исторической арены? Для многих из них это был последний шанс для возрождения и освобождения от иноземного гнета. Дарию, по существу, приходилось заново завоевывать свое царство.