Так или приблизительно так мыслил бывший Петер Шуман, и мысли эти приобретали все более болезненный и настойчивый характер, пока не заставили его покинуть насиженное место и пуститься в нелепое путешествие на съемки, чтобы силами или яри поддержке искусства, которому считал себя сопричастным, добиться восстановления справедливости и войти по возможности в историю.
И вот он приехал в город, пришел к режиссеру, договорился о встрече и дожидался ее, очень довольный собой, как вдруг призрак — Отто!
«Слава богу, ошибся, — думал с облегчением Огородников. — Здоровье подводит, все о тяжелом прошлом вспоминаю, вот и мерещится. Нужно от склероза попринимать что-нибудь. Сейчас аминалон хвалят. Достать нужно и попринимать обязательно... Ну какой же это Отто? — Он смотрел, как Лаврентьев разговаривает в лоджии с Мариной. — А цыпа ничего из себя... Артисточка. Им что? Жизнь праздничная, дерьмо по душегубкам не замывала... Сосед, значит... Немолодой уже, а за артисткой ухлестывает... Нет, Отто теперь ни за кем не ухлестывает. Косточки сгнили, сволочь гестаповская!»
Огородников давно убедил себя в смерти сослуживцев, в том числе и тех, кого мертвыми никогда не видел. Но считать их погибшими было для него спокойнее — и свидетелей прошлого больше нет, и еще одна мысль утешала: кто виноват был, те и погибли, а он жив, значит, его судьба другая, не тем извергам чета...
— Мы хотели бы, Петр Петрович, чтобы вы поделились... — говорил тем временем режиссер.
Огородников встрепенулся. Вот и пришел долгожданный момент.
— Прежде всего, дорогие товарищи, должен поздравить вас с началом важной патриотической работы, — застучали у него в голове заранее затверженные фразы. — Благородное дело вы задумали — восстановить историческую правду и имена погибших героев... А сколько их сложили жизнь в жарких схватках с беспощадным и коварным врагом за нашу нынешнюю счастливую жизнь, за вот такую молодежь... — Фразы шли без задержки, и он позволил себе отклонение от текста. — ...Как эта симпатичная девушка.
Огородников протянул руку в сторону Марины, входившей в номер из лоджии.
«Однако, — подумал Лаврентьев, — говорит как пишет, мерзавец. Зачем ему это?»
Марина отнеслась к словам Петра Петровича резче.
— А вы в самом деле в гестапо работали? — спросила она бесцеремонно.
Огородников не понял опасности, его несло:
— Работал, милая девушка, работал.
— Но вы же не по нашему заданию... Вы действительно там работали?
Она выделила слово «действительно».
Снисходительная к молодежи улыбка все еще играла на лице старичка.
— Это, девушка, как посмотреть... С одной стороны, действительно кровавыми извергами был мобилизован и принужден под угрозой жестокой расправы, а с другой — по мере сил, ежедневно рискуя жизнью, помогал нашим товарищам. Не скрою, многие мне спасением из лап фашистского зверя обязаны.
— Марина! Вы слишком напористо включились в разговор, — сделал замечание Сергей Константинович.
— Почему? Я так много слышала, читала, видела... То есть видеть человека, служившего фашистам, мне не приходилось. Я думала, там все палачи были, убивали людей...
— Марина! Я вас не понимаю.
— А я девушку понимаю, — сказал Огородников. В нем подключилась еще не полностью разрушенная временем предохранительная система. — Очень понимаю. Она все по книжкам, а по книжкам, сами знаете...
— Вот именно. Я хочу не по книжкам. Я не понимаю, если вы все-таки работали в гестапо, не могли же вы только спасать наших людей, а на них, на фашистов, совсем не работать, ну ни капельки?
Огородникову стало тоскливо. «Гнида! — прорвалось из прошлого. — Попала б ты ко мне там... Я б у тебя спросил... Ну что ей нужно, твари?.. Может, зря приехал? Где ее добьешься теперь, справедливости?..»
Однако инстинкт самосохранения еще действовал, выручал.
— И там, в фашистском застенке, девушка, работа была разная. Одни казнили, убивали, другие при канцелярии, так сказать, числились. Мне переводчиком быть пришлось.
— Понятно, Петр Петрович, понятно, — снова вмешался режиссер. — Нам это известно. Нам хотелось бы знать факты.
— Факты — пожалуйста! — охотно согласился Огородников, принимая поддержку.
А Марина бросила взгляд на Лаврентьева. «Вы правы!» — хотела она сказать, но Лаврентьев не увидел ее взгляда, он смотрел в сторону.
— Нас интересуют факты, связанные с нашим сценарием, с картиной, — продолжал Сергей Константинович. — Не расскажете ли вы, как был наказан предатель, погубивший Лену Воздвиженскую?