Рядом топтались понятые.
Сергей заметил сгорбившегося в углу на табурете грузного, лысоватого мужика лет сорока пяти, в заношенной клетчатой рубахе и рваных, потерявших цвет от бесчисленных стирок, тренировочных брюках. Убожество его одеяния никак не вязалось с достатком, которым полнилось хозяйство.
Мужик сидел, слегка покачиваясь, положив на колени красные, обветренные руки.
Рядом подпирал стену высокий худощавый лейтенант, участковый уполномоченный.
Логинов спросил следовательницу:
— Ну что тут, Григорьевна?
Та продолжала молча писать. Николай крякнул, но тут на его голос из глубины дома явился оперуполномоченный и бойко отчеканил, что ночью Артюхов Петька залез к подозреваемому во двор, видимо, с целью кражи. Хозяин заметил его и выстрелил через форточку из карабина. В результате Артюхов получил сквозное ранение грудной клетки справа с повреждением внутренних органов. Сейчас в тяжелом состоянии госпитализирован.
— Это какой Артюхов? — уточнил Николай. — Который весной по краже лодочного мотора проходил?
— Тот самый, — подтвердил опер.
— Долазился, воровайка чертов, — буркнул Николай и обратился к хозяину дома: — А ты, Сергеич, совсем, что ли, озверел? Ну, вышел бы, дал по шее. А то — ни хрена себе — из карабина! Пьяный, что ли, был?
— Не был пьяный, — откликнулся мужик из угла.
— Да вот и я знаю, что ты не пьешь. Ну, а если не пьяный, так объясни мне деяние свое. Или жадность совсем ума лишила?
— Он говорит, думал, что это медведь, — вставил бойкий опер.
— Как же, медведь! Сейчас все на медведя валить можно. Чего отмалчиваешься, Сергеич?
— Да ведь объяснял уже, — отозвался Сергеич с надрывом. — Чего валить-то? Вон он сколько уж наворотил. Али не слыхал?
— Ну-ну. И как же это ты пацана с животным спутал?
— А вот так и спутал. Проснулся ночью, слышу — трещит во дворе. Глянул в окно — темно, не видно. Глянул в другое, с кухни. Там от луны посветлей. А возле сарайки что-то чернеется, шевелится, но на человека не похоже. Пацан-то, оказывается, пригнулся, замок ковырял. Да еще сбоку, через стекло, поди, разбери…
— И ты наобум за карабин схватился?
— Да я б и не хватался никогда! Черт бы с ней, с той сарайкой. Пусть бы даже обворовал. Его бы щас садили, а не меня. Но тут, вот же какое дело. Тогда, ночью, сразу, как ваши мертвеца увезли, у меня по огороду медведь шастал.
— Как так — шастал? Вот новости! Чего ж ты никому не сказал?
— А чего говорить? Перепрыгнул он через забор, по огороду проскакал и опять в кусты. А следы дождем смыло. Вы б еще и засмеяли — примерещилось.
— Так, может, правда, примерещилось, или так кто-то шарахался?
— Тогда луна добрая стояла. Тучи только под утро натянуло.
— Ну и как он выглядел, тот медведь? Обрисуй.
— Да как его обрисуешь? Но не человек был, точно. Что я, человека от зверюги такой не отличу?
— Да так вот и выходит, что не отличил, шмальнул пацана.
— Это ж совсем другое! — всплеснул руками Сергеич. — Медведь-то уже у меня на уме вертелся, вот ошибка и вышла. А тогда я же видел: лохматый, здоровый, да и вообще, люди так не бегают.
— Ясно, что не бегают. Медведь на четырех ногах, человек — на двух, — заметил Логинов. — Ты уж нас не путай.
Репин вдруг почти догадался, что сейчас выложит Сергеич. Тот помялся, покряхтел.
— Тут вот какая штука… Что не человек, это точно. Но не на четырех лапах оно бежало. На двух.
— Так, может, все-таки… — начал Логинов, но мужик перебил:
— И не сомневайся, Коля. Животное. Повадки у него не человечьи. Я все ж таки тоже охотник, понимаю. А раз не человек, то кому ж еще быть, кроме медведя. Гориллов у нас не водится.
«Будь оно все неладно!» — подумал Сергей. Что бы ни случилось, какая-то проклятая кривая, Рок какой-то, неотвратимо выводил к одному и тому же: к зверю, крови, злу.
— Ой, Сергеич! — Логинов покачал головой. — Туманно излагаешь. То пацана с двух шагов не углядел, а то и повадки распознал. — Но было заметно, что начальник розыска слегка смущен.
Сергеич гнул свое.
— Хотел я, как чертовщину ту увидел, с ружьем выйти, но испугался, честно скажу. Если медведь, из ружья его не больно-то возьмешь. А тут, как показалось, что он у меня во дворе, я карабин и достал. Карайте, чего ж теперь.
— Разрешения на карабин нету? Где-взял-в-лесу-нашел, да? — подытожил Николай. — Ладно, разберемся.
Репин уже почти не вслушивался в их разговор. Свет осеннего утра сгустился в серые сумерки, и накатила волна то ли жути, то ли тошноты, словно разворошили гнилую кучу, к которой и приближаться-то не стоило.