Он лежал не пошевелившись. Кристина отвернулась и прикрыла лицо руками.
— Скажи, что это неправда, — бормотала она. — Артем злится и врет. Это не мог быть ты. После всего, что я пережила тогда… После всего, что ты сам пережил. Чеко! Ты ведь любишь меня. Ты бы не убил моего отца никогда. Очнись же, прошу тебя, и поедем отсюда. Это проклятое место. Я не могу больше здесь оставаться, пожалуйста!
Кристина оглянулась на него и застыла. Чеко смотрел на нее полными слез глазами, его грудь тяжело вздымалась, а губы подрагивали. Кристина болезненно выдохнула, глядя, как из его переполненных глазниц одна за другой потекли слезы, струясь по напряженным скулам, падая на ключицы и исчезая в рукавах футболки, скрывавшей его устрашающие татуировки. Она с самого начала знала, что он за человек. Так почему теперь так сложно поверить?
Кристина не находила сил отвести взгляд. Чеко ничего не говорил, только глядел на нее убийственно болезненным взглядом, и ей хотелось орать на него, заставить прекратить лить слезы, потому что он не имел на них права. Это она была обманута, предана самыми близкими людьми. Он не смеет теперь вызывать к себе жалость, раздирать ей сердце своей притворной болью. Кристина была в шаге от того, чтобы вконец потерять себя: ее страшило, что даже убийство отца не могло заглушить ее чувств к нему. Наивная влюбленная дурочка, о чем она думала? Что она натворила?
Кристина резко отвернулась, встала и выскочила из комнаты. Нужно сделать все как можно быстрее, и тогда боль будет кратковременной, как если сдернуть пластырь одним резким движением: секунда острой боли и дело с концом. Это единственное, что ей оставалось — уйти, не оглядываясь, и никогда не возвращаться.
Глава 13
Два года спустя
Кристина выключила будильник и спустилась на кухню, где ее поджидал завтрак, заботливо накрытый крышкой, чтобы оставаться теплым к моменту ее пробуждения. Лена делала это каждое утро с тех пор, как они переехали в Анталью, и Кристина каждый раз, завтракая, напоминала себе, что пора бы подыскать квартиру и позволить Лене сосредоточиться на учебе. Не хотелось обременять ее своим присутствием и горемычностью, но каждый раз она позволяла себе еще денечек пожить под крылом женщины, ставшей ей подобием матери.
Чтобы совсем не сидеть у нее на шее, Кристина в первый месяц после переезда нашла работу в гостинице и с тех пор жила чередой смен, сканируя бесконечные турецкие и иностранные паспорта, выслушивая пожелания и жалобы, бронируя номера, выдавая ключи и вежливо улыбаясь. Не так уж и плохо. А с тех пор, как она познакомилась с Михаилом, ее жизнь и будущее наконец обрели очертания нормальности и размеренности. Пусть ее дни походили один на другой, полные рутинной бессмысленной работы, а каждое свидание с Михаилом проходило по давно отшлифованному шаблону; пусть иногда она ловила себя на унылых вздохах — именно такая жизнь подходила ей. Приключений в ее прошлом было более чем достаточно.
Она вновь стала идеальной Кристиной, жила по своим правилам и по правилам общества, и все были довольны ею. Она убеждала себя, что больше ничего не желала, но, когда все не заживающая тоска терзала ее сильнее обычного, Кристина шла на пляж. Найдя безлюдное место, она заходила в море и там, где ноги уже не касались земли и можно было представить, что ее не существует, она отпускала себя. Только эти воды знали вкус ее отчаяния, им она вверяла всю горечь своего одиночества, проклятую тоску, которая заставляла ее шептать во сне его имя, видеть его лицо в толпе туристов, опасаясь, нет, надеясь, что он найдет ее. Там она могла быть честной. Шум прибоя надежно заглушал ее рыдания. Никто никогда не узнает, как сильно она любит убийцу своего отца.
Тот день выдался одним из тяжелых. Еще стоя за стойкой отеля, Кристина понимала, что закончится ее смена и она пойдет на побережье. В последнее время эти вылазки становились все чаще, но она уже не пыталась анализировать и останавливать себя. Каждому больному нужно хоть какое-то лечение. Михаил отправил ей сообщение с приглашением на ужин, и Кристина решила, что, если отпросится пораньше, успеет окунуться хотя бы на несколько минут, прежде чем снова натянет маску беззаботности.
Она любила Анталью за отсутствие настоящей зимы. В зимние месяцы, когда пляжи пустовали, можно было откровенничать с волнами, не опасаясь чужих любопытных взглядов. Она привыкла к холодной воде, закалила себя частыми нервными срывами и теперь ступала босиком по мокрому песку, позволяя пенистому прибою обжигать ее ступни леденящим касанием. Она отбросила сумку и хотела снять рубашку, когда вдруг явно почувствовала, что за ней кто-то стоит.