— Пап, почему мы свернули?
Крупные капли срывались с листьев и колотили по крыше грузовика. Артем поежился от холода. Было страшно. Он не мог позволить себе плакать, поэтому стиснул зубы и смотрел в окно.
Впереди замаячил домик: крохотная деревянная избушка, в которой, наверняка, жил какой-нибудь охотник или лесник. Подъехав к нему, отец остановил машину и заглушил мотор.
— Вылезай.
— Мы что… Мы будем жить здесь?
Вместо ответа отец вышел из машины и направился к домику. Артем выскочил за ним.
— Пап!
Из хижины начали выходить люди. Пятнадцать, нет двадцать человек! Все они поздоровались с отцом и посторонились, давая ему войти. Артем знал, что на этот раз ему не удастся сдержать дрожь в голосе, поэтому он вплотную подошел к отцу и тихо спросил:
— Кто все эти люди?
Отец как будто не слышал. Он обратился к пожилому мужчине, стоявшему среди толпы:
— Нужно занести мебель, пока не стемнело.
Люди отошли к машине. Артем испуганно следил за ними.
— Пап! — голос надорвался, из глаз брызнули слезы. — Почему мы здесь? Я хочу домой! Я хочу как раньше!
Отец остановился у самой двери. По его полуседым волосам и черному пальто стекали дождевые капли. Он выглядел таким сломленным, старым и сгорбленным, что Артем испугался.
— Как раньше уже не будет.
Он шагнул в домик. Артем видел, как отец провел ладонью по лицу, вытирая капли, но в следующее мгновение за ним со скрипом захлопнулась дверь.
На улице быстро темнело. Толпа незнакомых людей выгружала из грузовика знакомую ему с детства мебель и заносила в избушку. Артем не понимал, как в таком маленьком домике могло столько поместиться, но не пытался заглянуть внутрь. Он сел на мокрую траву, притянув колени к груди, и сидел так, пока все вещи не были перетасканы. А потом он остался один.
Он промок и продрог. Тучи постепенно рассеялись, на небе засверкали редкие звезды. Артем сидел неподвижно и смотрел на них, когда заметил яркую вспышку. «Быстрее загадывай!» — прозвучал в голове голос мамы. Она любила звезды, это он хорошо помнил.
Не отрывая взгляда от неба, Артем с горечью подумал:
«Как бы мне хотелось нормальную семью».
Когда Чеко попал в Подземелье, он не мог избавиться от ощущения, что влез в чужую жизнь, украл чужую судьбу. Он привык считать себя лишним и сам себя называл нелепой случайностью, оказавшейся чересчур живучей.
Впервые он столкнулся со смертью, когда сидел на каменном полу дома, в котором вырос, в родном мексиканском штате Герреро и смотрел на распростертые тела своих родителей. Его отец в грязной майке и потертых штанах лежал с застывшим выражением страха на лице, его мама в стареньком испачканном мукой и кремом фартуке лежала вполоборота, одной рукой схватив предплечье отца. У их ног валялась разбитая бутылка пива, коричневая жидкость растеклась неровной лужей и местами соединилась с большой лужей крови, в которой они лежали.
Чеко крепко жмурился и снова распахивал глаза, не понимая, как получилось, что их нет, а он есть. Стойкий запах пива и крови подступал к нему, въедался в сознание, не давая дышать. Хотелось броситься бежать, но он не мог заставить себя пошевелиться. «Я сплю. Наверное, у меня снова сонный паралич. Нужно просто постараться и закричать, тогда мама услышит и разбудит меня». Он открывал рот, но не мог издать и звука. Тело онемело и замерзло от долгого сидения на холодном полу. Он понял, что уснул и проснулся, но ничего не изменилось. Его родители были мертвы.
Все произошло слишком быстро. Он помнил, как встал, чтобы сходить в туалет, пока шла реклама. Мама украшала торт. Отец достал из холодильника бутылку пива и возвращался в свой излюбленный угол. Чеко заперся в уборной и через какое-то время услышал, как входная дверь резко распахнулась, будто от удара ногой. Он приложился глазом к щели замка и увидел, как к ним ворвались двое вооруженных бандитов. Сразу последовали выстрелы и звон разбитой бутылки. Чеко отпрянул от двери и вжался в стену. Переведя дыхание, он снова, стараясь не издать ни звука, заглянул в щель.
— Привет от Маурисио, — сказал один из бандитов.
Они обошли комнату, но, судя по всему, ничего конкретного не искали. Одного взгляда на их жилище хватало, чтобы понять, что ничего ценного там нет, кроме, пожалуй, старого телевизора, который отец отказывался продавать. Краска на стенах давно облупилась, ковры распустились на нитки, печь покрылась сажей, деревянный стол покривился и треснул. Даже распятие, которое мама повесила над дверью, потемнело от старости. Единственная комната в доме почти пустовала: они даже спали на полу, на тонких матрасах, которые каждое утро сворачивали и складывали у стены.