Мейза обещала, что слуховой аппарат поможет ему, что нужно только подождать неделю, пока его привезут, но мысли убеждали, что все потеряно. И дело было вовсе не в слухе.
Кристина и Чеко вошли как всегда вместе, как всегда молча, но со следами улыбок на лицах, как всегда принесли с собой лесную свежесть, которая исходила от обоих, а значит, они снова, как и каждое утро, гуляли; они приблизились к нему синхронно, почти одновременно сели по обе стороны кровати, и никакое почтительное расстояние между ними не могло его обмануть. Эти двое стали очень близки.
— Как ты? — спросила Кристина, мягко дотронувшись до его ладони.
Он не слышал ее голоса, но читал по губам каждое слово. Ее он понимал лучше всех: должно быть, сказывались годы разглядывания каждой ее черты во сне. Артем крепко сжал ее руку, но продолжал молчать.
Чеко что-то сказал и хлопнул его по плечу. Артем не понял, но точно прочитал слова «слуховой аппарат» — Мейза столько раз повторяла это словосочетание, что он угадывал его сразу, как только губы произносящего вытягивались в короткое «у». Фраза Чеко была длинной, наверняка не без сарказма. Артем даже не попытался понять его.
Кристина улыбнулась словам Чеко, и Артем невольно сильнее стиснул ее ладонь. Она поморщилась, и он ослабил хватку. Она поднесла его руку к губам и поцеловала, и от этого ему одновременно захотелось закричать, оттолкнуть ее, заплакать и притянуть ее к себе. Он лежал не шевелясь.
— Послушай, на улице сейчас так красиво. Прям осень-осень! Надо успеть поймать последние солнечные дни.
Она хочет, чтобы он вышел погулять. Подышал свежим воздухом. Погрелся на солнышке. Как будто это хоть что-то изменит.
— Я устал. Идите, займитесь делами.
Как же странно не слышать собственного голоса. От этого он не понимал, произнес ли слова вслух, сказал ли их громко или шепотом. По их лицам Артем видел, что они его услышали. Кристина как будто расстроилась. Чеко покачал головой. Он что-то сказал Кристине, она удивилась, а потом кивнула и вышла. Чеко достал из рюкзака блокнот и ручку, быстро что-то написал и развернул к Артему.
Там было только одно слово: «Ларионов».
Артем мысленно застонал. А, может, и не мысленно.
«Нужно решать», — снова написал Чеко.
Артем вздохнул и приподнялся на кровати. Он угрюмо смотрел на свои руки, на одной из которых еще чувствовал прикосновение губ Кристины, потом взглянул на застывшего в ожидании Чеко.
— Подождем еще неделю.
Чеко кивнул, но с места не встал. Артем бросил на него нетерпеливый взгляд. Чеко вновь развернул блокнот и яростно повел ручкой.
«Какого черта с тобой происходит?»
Артем отвернулся. Чеко снова возник перед его лицом и показал блокнот.
«Серьезно? Депрессуешь из-за потери слуха? Сказали же, будешь слышать почти как раньше. Хватит валяться, ты нам нужен».
— Уверен?
Кажется, это слово он прорычал.
Чеко взглянул на него непонимающе. Он подчеркнул фразу «ты нам нужен» и добавил восклицательный знак.
Они молча смотрели друг на друга. Артем вздохнул. Чеко вновь показал ему блокнот.
«Ты нужен ей».
Артем встрепенулся. Чеко принялся строчить и только спустя какое-то время показал написанное.
«Ей плохо. Она пытается справиться и уходит в работу. Переживает, что убила. Боится. Плохо спит. Волнуется за тебя. Плачет, когда думает, что никто не видит. Ночами бродит по Подземелью. Каждый день спрашивает Мейзу о тебе».
Он перевернул лист и дописал.
«Она тебе жизнь спасла. Встань и помоги ей».
Артем какое-то время сидел задумавшись. Ему стало немного стыдно за свои подозрения, но при этом какая-то недоверчивость все равно не давала ему открыться Чеко. Он сухо кивнул, сказал, что все понял и что завтра вернется к работе. Чеко, казалось, ждал еще чего-то, но Артем молчал до тех пор, пока он, пожав плечами, не вышел из медпункта.
Кристина с детства не любила осень. Чем ближе подходил конец свободным теплым денькам, когда она могла ходить в чем угодно и не мерзнуть, тем сильнее она напрягалась, предчувствуя очередное унижение. Каждый год ей приходилось либо терпеть боль и носить ботинки и сапоги на размер, а то и на два, меньше, либо терпеть насмешливые взгляды учителей и одноклассников после того, как они с баб Валей обходили всех и клянчили ненужные детские вещи, которые иногда были мальчуковыми и почти всегда — старыми и некрасивыми. Даже когда она перестала расти и могла сама купить себе то, что нравилось, с приходом осени на нее неизменно накатывали тревога и уныние. А в этот раз ей казалось, что она провалилась в яму, из которой никогда не выберется.