Артем не мог простить себе, что столького не замечал. Кристина всегда казалась ему веселой, из-за чего он злился и ревновал ее к Чеко. Только застав ее врасплох в конце дня при свете гостиной, он вдруг заметил отпечаток страданий на ее лице, круги под глазами, поникший взгляд. Она похудела, ссутулилась, побледнела. Он хотел бы отдать ей себя, хотел бы через свои объятия, поглаживания и поцелуи вновь зажечь живой огонь в ее глазах. Он потерял столько времени, но больше не собирался оставлять ее одну.
Он встал и вышел как можно тише, чтобы дать Кристине выспаться. Первым делом он направился к Мейзе, потому что слух ему нужен был срочно, а не через неделю, когда привезут аппарат.
Мейза выслушала его спокойно, и от этого было некомфортно, потому что он не был уверен каким тоном разговаривал с ней. К этому невозможно привыкнуть. Ему все казалось, что другие, как и он сам, ничего не слышат. Мейза жестом велела ему подождать и начала что-то искать в телефоне. Артем сел на кушетку и не спускал с нее глаз. Вскоре она уже кому-то звонила, и он пытался хоть что-нибудь прочесть по губам, но не мог. Ему оставалось ловить ее мимику, взгляд и телодвижения. Ее ободряющая улыбка после окончания разговора придала ему надежду.
Как он понял, они ехали к какому-то профессору, судя по ее воодушевлению — очень известному. К большому удивлению Артема, он принял их у себя дома, одетый в брюки и свитер, сидя в расслабленной позе за чашкой кофе, и без белого халата и прочей атрибутики доктор в нем угадывался слабо. Артем без энтузиазма позволил профессору возиться вокруг себя, светить лампой в уши и задавать вопросы, на которые отвечала Мейза. Она же всучила ему папку со всеми его обследованиями, которые тот внимательно изучил. Наконец профессор что-то вставил ему в ухо, и Артем подскочил на месте, когда немного хрипловато-неестественный голос спросил: «Слышно?»
Артем морщился от шорохов и странных звуков в аппарате. Профессор взял в руки что-то вроде пульта и принялся за настройки. Он попросил Мейзу разговаривать с Артемом, поскольку он знал ее голос и мог понять, когда именно он прозвучит максимально близко к оригиналу. Он просил ее говорить шепотом, нормальным тоном, кричать. Подходить ближе и отходить дальше. Артем терпеливо анализировал свои ощущения и отвечал на вопросы профессора. Он слышал не совсем как раньше, но слышал и мог узнать по голосу Мейзу. Профессор заверил его, что это большой успех, так как женские голоса ловить сложнее, а пение или голоса детей тем более. От этих слов настроение снова упало, но Артем не подал вида.
Когда они закончили было уже за полночь. От этой ночной поездки по полупустым дорогам он неожиданно получил давно забытое удовольствие. Мейза всю поездку просидела в телефоне, а он сконцентрировался на вождении. Руль плавно крутился под его руками, а освещенная фарами дорога стелилась впереди, и все казалось простым и логичным. Дорога освещалась по мере движения, и он всегда видел немного наперед, достаточно для того, чтобы проехать еще метр, потом еще и еще. Одну проблему он решил, теперь нужно сделать следующий шаг — разобраться с Ларионовым.
Глава 3
Артем старался не думать о Ларионове как об отце Кристины, но в последнее время только так и называл его про себя. Когда они с Чеко молча шли по сырому коридору, он сжимал в кармане холодный пистолет и думал, что идет убивать отца любимой девушки. «Расчетливого беспринципного человека, который не раздумывая продаст родную дочь ради спасения своей шкуры», — твердил он себе, а сознание неуемно отвечало: «Ее отца».
Когда они вошли, Артем ожидал увидеть Ларионова измученным и исхудавшим, но тот выглядел вполне спокойным, даже уверенным, и после месячного заключения едва ли немного похудел. Жиденькие волосы, которые росли вокруг лысины, стали сальными и тяжелыми, а одежда покрылась пятнами, но выражение его лица было умиротворенным, взгляд, которым он скользнул по ним, ленивым, а поза расслабленной. Артем сравнил себя с забойщиком, подходящим со спрятанным за спиной ножом к ничего не подозревающему животному. От мысли, что Ларионов в каком-то роде доверяет им, становилось еще тяжелее. Артем стиснул кулаки. Он думал об этом много раз. Другого выхода у них просто нет.
Чеко следил за ним тяжелым взглядом. Артем быстро отвернулся, чтобы не растерять и так почти отсутствующую решимость, и подошел к клетке. Ларионов вопросительно взглянул на него.
— А еда где?
Артем молчал. Ларионов немного напрягся и подался вперед.
— Вы меня отпускаете, да? Нельзя же вечно тут держать. Клянусь, я никому… Я ничего там в этих документах не понял.