Вблизи шатры стаи Белого волка оказались жалкими. Несколько жердей связаны сверху, оплетены ветками и кое-как прикрыты облезлыми шкурами.
Площадка вокруг чумов была утоптана. Удручающе воняло. Более всего от тушек птеродактилей: женщины разделывали их на открытом воздухе. Тучи синих мух реяли над ними. Женщины прекратили работу, глазели. Их заинтересовал Андрей. Незнакомый человек, одет иначе. Синие рейтузы, серебряные башмаки и белая безрукавка.
Голые детишки, все с косточками, которые они обсасывали — в становище было много мяса, — сбежались, чтобы потрогать гостей. Одна из женщин поднялась и отогнала их хворостиной.
Верхом появился парень в меховой юбке. Он спрыгнул с коня, шлепнул его по морде, что-то гортанно сказал.
Жан ответил длинной фразой.
Из самого большого чума через низкое отверстие выполз толстый старик. Сидя на корточках, он принялся хлопать себя по щекам.
— Это брат вождя, — сказала Ингрид. — Показывает, какое большое горе.
— Пошли в шатер, — сказала Ингрид. — Там мух нет.
В шатре было прохладнее. Глаза быстро привыкали к зеленоватой полутьме: внутри шатер оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Пахло терпко и остро: в середине дымил костер.
У костра на корточках сидела девушка. Она кинула в дым связку травы и поднялась. На темном лице светились белки глаз и зубы.
— Ты пришла. — Она легонько, на мгновение прижалась лбом к плечу Ингрид.
Куча тряпок и шкур за костром зашевелилась. Оттуда послышался низкий голос. Зацокал, заурчал. Жан ответил.
— Вождь был на охоте, — сказал Жан. — Его догнал лев.
Ингрид подошла к ложу раненого. Жан переводил ей.
Андрей понимал, что он здесь лишний, но выходить наружу, в жару и вонь, не хотелось.
Рядом с костром в землю было вкопано суковатое бревно. На сучьях висело оружие. Андрей подошел, разглядывая короткие копья с широкими каменными лезвиями, прямой зазубренный меч.
Девушка стояла к нему спиной, наблюдая за тем, что делает Ингрид. Наряд девушки ограничивался короткой юбкой, ладно сшитой из конской шкуры. Прическа странная: на висках волосы сбриты, на макушке торчат ежиком. Девушка почувствовала взгляд Андрея и обернулась. Глаза были светлые, внимательные. Андрей улыбнулся. Девушка после секундной паузы улыбнулась в ответ.
— Тебя я не видела, — сказала она. — Ты новый. Ты с неба?
— С неба. Ты откуда знаешь наш язык?
— Жан меня учит. Никто не знает язык людей неба. Я знаю. Я умная. Я — дочь вождя.
— Как тебя зовут?
— Биллегури, а твои люди зовут меня Белогурочка. Почему?
— Им лучше знать. Это хорошее имя.
В Белогурочке было что-то птичье — в посадке головы, настойчивом взгляде, тонкости костей. От плеча до небольшой груди шел светлый шрам. Белогурочка перехватила взгляд Андрея и сказала:
— Меня ударил врар, я упала с горы. И прямо на сук.
— Ты знаешь много слов, — сказал Андрей. — Кто такой врар?
— Это пещерный медведь, — объяснил Жан. — Их здесь не бывает, они живут к северу, где раньше кочевала стая.
— Мы раньше жили у леса, — сказала Белогурочка. — Потом пришел Октин Хаш и убил многих мужчин. И взял женщин. А мы убежали. Он хотел и меня взять. Вы будете с нами есть?
— Нет, — сказала Ингрид. — Мы будем есть дома.
— Жан боится нашей пищи, — сказала Белогурочка. — Он боится, что у него будет болеть живот от микробов.
Только когда стали прощаться, Андрей увидел отца Белогурочки. Тот лежал на спине с закрытыми глазами. Ингрид дала ему наркоз, и теперь он отдыхал от боли.
Белогурочка выпорхнула за ними на площадку. Андрею стало дурно от вони. Разделка птеродактилей подходила к концу. Дети гоняли собак, чтобы те не растащили мясо.
Подскакали два воина. Они подняли копья, приветствуя гостей. Один из них, одноглазый, засмеявшись, прощебетал длинную фразу.
Ингрид перевела Андрею:
— Он жалеет, что не смог утащить у нас блестящую коробку. Они страшные воришки. Если покопаться в шатрах, найдешь все, что пропало у нас за полгода.
Жан тоже смеялся. Белогурочка сказала:
— Брать чужое плохо.
Она посмотрела на Андрея снизу вверх. Она была на голову ниже его.
— Плохо, — согласился Андрей.
— У тебя на голове блестит. Это рана?
— Как ты догадалась?
— Ингрид всегда мажет раны жидкой мазью, которая потом твердая.