Михаэль закусил губу, отвёл глаза и молчал. Ему вдруг совсем расхотелось оставаться здесь. Им вообще не надо
- Ну зачем же вы так строги с мальчиком?
Михаэль обернулся на голос и удивлённо поднял брови, увидев своего нежданного заступника. И не только нежданного, но и нежеланного. Во-первых, Михаэль привык сам вести свои споры, особенно с отцом. Во-вторых, ему не нравилось, когда его называют мальчиком. И в-третьих, он не сомневался, что репортёр вмешивается в разговор из собственной корысти, надеясь разнюхать какую-нибудь историю.
Он переглянулся с отцом. Если этот журналист собирается сколотить капиталец на их споре, ему придётся пережить жестокое разочарование.
- Я хотел сказать, что у него, может, есть причины с таким ужасом реагировать на саму мысль о фильме, а? - Репортёр подошёл поближе. Он улыбался, но глаза его оставались серьёзными, да и улыбка быстро исчезла - Почему тебя так пугает мысль о фильме? - Он погрозил пальцем в ответ на попытку Михаэля возразить. - Я наблюдал за тобой. Ты насмерть перепугался, когда увидел этих пластиковых монстров.
- Ну, если и так, то что?
- Ничего, - ответил журналист. - Просто я подумал... Твоя реакция на эти фигуры и твой ужас, когда ты узнал, что будет фильм... К тому же твои натянутые отношения с Вольфом... А ведь если подумать, что вы с ним пережили вместе, вы должны бы стать друзьями на всю жизнь.
- Ну вот, а они не стали, - холодно и спокойно сказал отец Михаэля. - и если вам хочется выстроить на этом какие-то подозрения, займитесь этим без нас, Нам с сыном надо кое о чем поговорить.
Репортёр с трудом подавил желание ответить резкостью. Но и спорить не стал, зная, что проиграет, Он окатил отца и сына ледяным взглядом, повернулся и зашагал прочь. Михаэль покачал головой и вздохнул, но все же был благодарен репортёру, который перевёл отцовский гнев на себя и остановил их маленький диспут, грозивший перейти в ссору, чего Михаэлю очень не хотелось бы. У него с отцом были очень хорошие отношения. Они почти не ссорились. Если не считать их регулярных дискуссий о Вольфе и о поведении Михаэля по отношению к нему, между ними не было бы вообще никаких разногласий.
- Я бы лучше ушёл отсюда, - сказал Михаэль.
- Я бы тоже, - присоединился отец. - Но только не сейчас. Давай побудем ещё часок: - Он заметил недовольство Михаэля и подкорректировал себя: - Ну, полчаса. Будет просто невежливо, если мы исчезнем. Давай после ужина. - Он кивнул в сторону буфета, который должен был вот-вот открыться.
Отец был прав: нельзя было обижать пригласившего их хозяина. Кроме того, своим уходом они могли дать повод для спекуляций в завтрашних газетах. Репортёр хоть и отошёл, оскорблённый, но держался неподалёку.
- Ну, хорошо, - поколебавшись, согласился Михаэль и ухмыльнулся, указывая в сторону буфета: - Не оставлять же все этим задавакам.
Они засмеялись и, взявшись под руку, направились к давке вокруг буфета.
И то, что не удалось сделать ни Вольфу уговорами, ни отцу строгими взглядами, сделала хорошая еда, время и блестящее общество, в котором они находились. Потому что, несмотря на всю строптивость, Михаэль конечно же был взволнован тем, что очутился среди знаменитостей, которых прежде знал только по экрану телевизора или кино. Спустя некоторое время Михаэля не только покинули все тревоги, но он даже начал получать удовольствие от вечера. И когда истекли условленные полчаса, он не стал поторапливать отца.
Было по меньшей мере часов десять, а может, и больше, когда в общем шуме зала внезапно что-то изменилось. Голоса не то чтобы стихли, но разговоры как-то вдруг упорядочились, а музыка совсем прекратилась. Все внимание сосредоточилось на широкой лестнице, ведущей на верхние этажи. Это была смелая конструкция из бетона без перил и без опор. На ней появилась фигура, в которой Михаэль не сразу узнал Вольфа.
Писатель сменил смокинг на странную смесь из рыцарских доспехов и эскимосских шкур. Голову его венчал причудливый убор из толстой кожи, утыканный железными шинами, а бедра охватывал кожаный пояс с коротким мечом.
- Я бы выставил ему отлично, - сказал отец Михаэля. - Понимает толк в драматизме. Это, по-видимому, персонаж из его романа?
- Анзон, - подтвердил Михаэль и тут же спросил себя, откуда он взял это имя. Оно подходило к этим доспехам и тяжёлой меховой шкуре, но в романе Вольфа это имя не встречалось.
К счастью, отец не читал «Подземный мир» и лишь мельком кивнул, не сводя глаз с фигуры, размеренными шагами спускавшейся по лестнице.
Свет начал тускнеть и наконец совсем погас, за исключением чётко очерченного луча, направленного на Анзона, то есть на Вольфа. Эффект был поразительный. Хотя Вольф стоял в ярком свете, он почему-то казался мрачным, маленьким и свирепым - этакая чёрная тень, не имеющая ничего общего с человеком. Михаэль поёжился. Отец был прав: Вольф понимал толк в драматических эффектах. Даже если проект продумал какой-нибудь дорогой режиссёр с телевидения. Несколько мгновений в громадном зале царила бездыханная тишина, затем раздались первые аплодисменты, сорвавшись в шквал, который Вольф встретил улыбкой.