– Наливай, – махнул рукой Двалин и подозвал еще двоих гномов, скучавших за соседним столом. – Судри, Фрар, идите к нам.
Гномы, раскланявшись с Конаном (по трактиру уже прошел слушок, что явился не кто-нибудь, а знаменитый киммериец, пристукнувший четыре года назад Бешеного Вожака), уселись на лавку и, не поморщившись, выпили. Когда Хальк, принявший от Двалина угощение, опрокинул в рот первую стопку, стол оказался забрызган – изнеженный господин библиотекарь под громкий хохот карликов и Конана некуртуазно выплюнул часть напитка обратно. А потом, отдышавшись, заорал:
– Отравили! Помру сейчас!
Конан налил остальным еще по порции и демонстративно выпил свою долю.
– Гадость, конечно, ужасная, – заключил он многозначительно. – Но как тепло внутри становится… Почтенный Двалин, давай споем. Я много всяких песен знаю…
– Я тоже, – встрял Хальк. – Конан, может быть, помнишь горские песни? Киммерийские например, или темрийские? В Темре хорошие баллады слагают…
– Темра? – заинтересовался я. Название было незнакомым, но звучало красиво. – А это где?
– Между Гандерландом и изгибом Немедийских гор, на полуночном восходе, – пояснил Конан. – Самая отдаленная провинция Аквилонии.
Выяснилось также (это рассказал Хальк), что темрийские земли населены мало. Горцы же вовсе не являются потомками хайборийцев, а происходят от древнейших племен, населявших закатные земли до завоевания. Они, будучи оторванными от аквилонской культуры, сохранили все старые обычаи и были славны способностями к стихосложению…
Пока библиотекарь излагал краткую историю Темры, не замечая, что его слова мало кому интересны, Конан сходил к хозяину Бютту и попросил лютню. Затем, вернувшись к столу, варвар прервал трепотню Халька, вручил инструмент, зная, что тот неплохо умеет играть, и уселся рядом. Господин летописец прошелся пальцами по струнам, некоторые подтянул – лютня была изрядно расстроена – и вопросительно посмотрел на киммерийца.
– Темрийскую?
– Давай, – согласился Конан. – Помнишь балладу о Макмэде? Которая на два голоса?
– Несомненно, – Хальк, подвинув заинтересовавшегося Двалина, устроился поудобнее и, бросив Конану: «Я говорю за тана, ты – за Макмэда», начал играть. Конан, сграбастав опустевший жбанчик, стоявший на столе, использовал его как маленький барабан, отбивая ритм.
Я никогда не слышал таких песен. У нас в Пограничье все намного проще – скальды рассказывают баллады о героях или битвах, воины обычно голосят малопристойные песни наемников, а женщины в деревнях любят петь о семье или о том, что видят каждодневно – о лесах, водопадах или синем небе.
С первых же строк я понял – темрийская баллада изображает разговор двух людей, правителя и воина. Хальк высоким тенором выводил речи тана Темры, а Конан низким глуховатым голосом говорил за главного героя – неизвестного никому Макмэда.