А меня мучил еще один, самый трудный вопрос: если Гарленд за семь лет так и не раскрыл эту тайну, что могу сделать я?
— Профессор Стануэлл Уэсткотт? Третий квадрат, шестнадцатый подъезд, — сообщил дежурный привратник колледжа Латимер, чем привел меня в полное замешательство.
Когда, проигнорировав очередную белую табличку с надписью «Колледж закрыт для посещений», вошла в сторожку и гул городского транспорта стих за моей спиной, я почувствовала себя Алисой в Зазеркалье. Низкорослый толстобрюхий охранник (хорошо хоть без шляпы) стал гораздо услужливее, после того как я предъявила служебное удостоверение и по-дружески улыбнулась, чтобы смягчить официоз. Он метнулся из-за стола и вызвался лично проводить меня до кабинета профессора Уэсткотта.
Я пошла за ним по ухоженным газонам внутренних двориков, которые, как он объяснил, называются «квадратами». («Вот этот выстроен в начале шестнадцатого века, а вон тот — на девяносто лет позже; вон те „новые здания“, несмотря на их название, были пристроены в Викторианскую эпоху; слева от меня, где ступеньки, столовая».) Привратник устроил мне блицэкскурсию, но в какой-то момент я перестала его слушать и представила, как юная Ребекка Хауорт вбегает в арку, разделяющую первый и второй квадраты, торопясь на лекцию, вечеринку или свидание с заносчивым красавчиком Адамом Роули.
День выдался холодный и пасмурный, и почти во всех окнах, глядящих на лужайки-квадраты, горел свет. На дорожки, по которым мы шли, падали перекрестные тени. Я, обычно не слишком чувствительная к общей атмосфере места, невольно содрогнулась. На мгновение мне почудилось, будто мы вторгаемся в царство привидений. Мы прошли под арочным сводом, увитым голыми ветвями какого-то растения, и очутились в третьем, самом большом «квадрате», украшенном элегантной колоннадой из теплого золотистого камня, которому этот город во многом был обязан своей красотой.
— Шестнадцатый подъезд, — объявил мой гид-провожатый, останавливаясь перед входом с деревянной табличкой, на которой были перечислены четыре фамилии со всеми положенными регалиями: докторская степень, звание профессора (в их числе был и тот, к кому я шла). — Кабинет профессора Уэсткотта на втором этаже, справа. Если он вас ждет, его дуб будет открыт.
Я понятия не имела, что это значит, но решила не уточнять, опасаясь очередной лекции. Поднимаясь по пыльным деревянным ступенькам, я испытывала тревожное волнение. В телефонном разговоре заместитель директора колледжа был краток и довольно невразумителен. Я бы побеседовала с самим директором, но мне сказали, что он уехал и вместо него меня примет профессор Уэсткотт. Ждать я не могла.
Добравшись до верхней лестничной площадки, я увидела распахнутую тяжелую дверь, покрытую темным лаком. За ней белела вторая дверь, более традиционная — из белой крашеной панели. Она была закрыта. Я быстро оглядела обе створки. Наверное, говоря про дуб, привратник имел в виду внешнюю темную дверь. Неудивительно, что я чувствовала себя здесь крайне неуютно, будто попала в чужую страну без путеводителя и с трудом понимая местный язык. Я постучалась в панельную дверь, услышала долетевшее изнутри приглушенное «войдите» и толкнула створку.
Кабинет профессора Уэсткотта был большим, темным и страшно захламленным. Я остановилась на пороге и покосилась на пол, боясь споткнуться о кипы книг и бумаг, наваленных на ковре. Очень яркая настольная лампа служила единственным источником света, если не считать высоких окон с тяжелыми шторами, едва пропускавшими серые дневные лучи. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами. Казалось, они тоже поглощают свет и разносят запах затхлости. Во всяком случае, я надеялась, что этот «аромат» исходит от книг.
— А, полиция! — раздался голос из темноты за лампой. — Простите за беспорядок. В данный момент я пребываю в объятиях Вергилия, готовлю новый выпуск «Георгик» для университетского издательства, с головой зарылся в книгах и совсем запустил кабинет. Вы знакомы с Вергилием, констебль Керриган?
— Только заочно. Но вы занимаетесь интересной работой, — вежливо сказала я.
— Сомневаюсь. — Он вышел из-за стола, и я увидела высокого мужчину с лысиной, окаймленной редкими седыми волосами, и в очках с толстыми стеклами, выдающими завзятого книгочея. — Однако спасибо на добром слове.