— Чашку кофе, Франц? Может быть, поесть?
— С удовольствием, — сказал Лемке, но тут же спохватился: — Для ужина нужны услуги экономки? Тогда отставить.
— Кажется, в её представлении вы — полицейский агент.
— Это хорошо!
Эгон собрал ужин из того, что было под рукой.
— Картофельный пудинг будете есть?
— Почему бы нет?.. Для фюрера это плохая шутка истории: опять кригскартофель!
— Наше поколение знает, чем это кончится… Давно здесь?
— Не очень.
— Появление здесь связано с риском?
— У меня за кормой чисто. Посещая вас, я могу испортить себе репутацию.
— Посещая меня?
— Если дядюшка Германн скажет больше, чем нужно.
Эгон положил Лемке руку на плечо:
— Как хорошо, что вы здесь!
— Если б вы не были в отлучке, мы увиделись бы давно. Вы принесли бы нам пользу…
— Кому «вам»?
— Нам… Вы сами понимаете!
При этих словах Эгон испуганно посмотрел на дверь и хотел выглянуть в коридор. Лемке остановил его и приотворил дверь сам. Все было в порядке: экономка не решилась подслушивать.
— С полицией шутки плохи! — Лемке кивнул на висящий на спинке стула пиджак Эгона: — Вот что было нам нужно.
Эгон не понял.
— Отличная почтовая сумка, — пояснил Лемке.
— Она к вашим услугам!
— К сожалению, поздно, доктор! Мне пора исчезнуть.
— Куда?
— В Берлин.
— Плохое место.
— Да. Очень сильно проветривается. Можно схватить насморк…
— Без вас я не могу быть тут полезен?.. Хотя бы в качестве почтовой сумки?
— Теперь вы не слишком надёжный почтальон. Именно поэтому-то я к вам и пришёл, рискуя дурным знакомством. Лучше вам куда-нибудь уехать!
— Я только что из Австрии.
— Знаю.
— При желании, конечно, я мог бы туда вернуться.
— Гиммлер там, как дома. Вам полезно на некоторое время убраться за пределы нашего рая.
— Едва ли осуществимо.
— Ваша фирма посылает экспертов в Чехословакию. Я бы советовал вам как можно скорей…
— Мне что-нибудь угрожает? — спросил Эгон.
— Что может угрожать читателю нелегальных романов? На вас заведут карточку. Вы утратите чистоту репутации. А она может нам пригодиться.
— Я рассчитывал немного отдохнуть…
Лемке состроил лукавую мину и многозначительно сказал:
— Вы были бы там с фройлейн Германн.
— С Эльзой?
Лицо Эгона говорило больше, чем если бы он стал выражать своё отношение к этому предложению словами самого гневного возмущения. Наконец он с отвращением проговорил:
— И обязанности фройлейн Эльзы заключались бы в наблюдении за мной.
От неожиданности Лемке сел и молча уставился на Эгона.
— Фройлейн Эльза работает в этом почтенном учреждении, — повторил Эгон.
— Такие вещи не сообщаются случайным знакомым.
Эгон долго сидел неподвижно, опустив голову. Потом достал из стола конверт и бросил перед Лемке. Тот с удивлением прочёл анонимное письмо, разоблачавшее Эльзу Германн как агента гестапо при Эгоне.
Лемке ласково тронул Эгона за плечо и попытался сказать несколько слов утешения. Но тут он увидел, что они звучат вовсе неубедительно: если в анонимке сказана правда — она отвратительна. Франц постарался переменить разговор.
— Что бы вы сказали, доктор, если бы я попросил от вас услуги, требующей большого мужества?
— Не думайте, Франц, что я перестал быть мужчиной…
— Товарищи вас знают.
— Вы преувеличиваете, Франц.
— Если в те тяжёлые годы капитан Шверер мог не выдать своего механика Лемке, то можете ли вы не быть мне другом теперь? Настали трудные времена для Германии, доктор. На стороне разбойников в чёрных мундирах — сила государственного аппарата. Это так, но не нужно это переоценивать. Наша задача — помочь народу в борьбе против наци, как бы трудна она ни была.
— Она ещё не кажется вам безнадёжной? — спросил Эгон.
— Мы не так легко теряем надежду, доктор!
— Но ведь ваша партия потерпела поражение, она перестала существовать.
— Уйти в подполье ещё не значит быть разгромленным.
Эгон в сомнении покачал головой:
— Боюсь, что наименее сознательная масса переходит на сторону других вождей.
— Нельзя закрывать глаза на то, что мы имеем дело с очень ловким врагом. Ещё одна-две таких бескровных победы, как Рейнская область, как Австрия, и Германия повернёт за Гитлером. Мы готовы к этому.
— На что же вы надеетесь?
— Кто же поверит, что народ, родивший Маркса и Энгельса, Либкнехта и Тельмана, безнадёжен? Он может заболеть…
— Длительно и тяжело, — вставил Эгон.
— Но как бы ни была ужасна бездна, в которую Гитлер ввергнет Германию, кризис и выздоровление наступят!
Было уже поздно, когда Лемке собрался уходить. Перед тем как проститься, он спросил:
— Вы помните мою профессию, доктор?
— Бывало вы так часто повторяли мне, что ваша мечта — вернуться к фрезерному станку… Забыть это просто невозможно, — с добродушной усмешкой сказал Эгон.
— Нет, нет! — поспешно перебил его Лемке. — Я говорю о той профессии, которой обучила меня война.
— Когда-то вы были самым исправным шофёром в Германии, — улыбнулся Эгон.
— И вы могли бы рекомендовать меня кому-нибудь?
— Охотно, но кому?
Лемке посмотрел в глаза Эгону.
— Мне хотелось бы работать у вашего отца.
— Вы не хуже меня знаете, какому просвечиванию подвергнется человек, желающий возить генерала фон Шверера.
— Я никогда не решился бы просить, если бы не был уверен в том, что не могу вас скомпрометировать. Я уже сказал вам: за кормой у Бодо Курца чисто, как у самого густопсового наци.
Эгон молча протянул Лемке руку.
Уходя, Лемке увидел экономку в прихожей. Она мирно спала на стуле.
— Заприте дверь, тётушка. И вот что… Я ещё зайду кое о чём с вами потолковать. Но, — голос его сделался строгим, — смотрите, ни звука о том, что я был. Понятно?
Только когда сигара стала жечь губы, Эгон очнулся. Злобно швырнул окурок и налил себе вина. Выпил всё, что осталось в бутылке. Эльза?! А это не может быть клеветой?.. Он не может, не хочет поверить! Нет, он не верит!.. Эльза! Какой бред!..
Он решил больше не думать об этом, но и сам не заметил, как через минуту мысли вернулись к тому же. Зачем Эльзе быть с ними? Она разумная девушка.