Наконец я говорю:
— Я очень спешу… Да, я очень тороплюсь, и я не один. Меня на улице ждет… один приятель.
Как меня ругают! Я совсем невоспитанный человек. Разве можно оставлять человека на улице в такой холод! Сестра выбегает в сад, я слышу под окнами хруст ее шагов. Немного погодя опять хрустит снег, и сестра вводит в комнату Лилю. Она совсем белая. Она такая белая, что я не могу смотреть на неё. Ее раздевают и сажают к печке. На ноги ей надевают теплые валенки.
Понемногу мы отогреваемся. Потом садимся пить чай. Лиля становится пунцовой от тепла и смущения. Она почти не поднимает глаз от чашки, только изредка ужасно серьезно взглядывает на меня. Но щеки ее напряжены, и на них дрожат ямочки. Я уже знаю, что это значит, и очень счастлив!
Напившись чаю, мы встаем из-за стола. Пора ехать. Мы одеваемся, мне дают шаль. Но вдруг раздумывают, велят Лиле раздеться, укутывают ее шалью и сверху натягивают пальто. Она очень толстая теперь, похожа на матрешку, лицо ее почти все закрыто шалью, только блестят глаза.
Мы выходим на улицу и первое время ничего не видим. Лиля крепко держится за меня. Отойдя от дома, мы начинаем немного различать тропинку. Лиля вдруг начинает хохотать. Она даже падает два раза, и мне приходится поднимать ее и вытряхивать снег из ее рукавов.
— Какой у тебя был вид! — еле выговаривает она. — Ты смотрел на меня как страус, когда меня привели!
Я тоже хохочу во все горло.
— Алеша! — вдруг со сладким ужасом говорит она. — А ведь нас могут остановить!
— Кто?
— Ну, мало ли кто! Бандиты… Они могут нас убить.
— Ерунда! — говорю я громко. Кажется, я говорю это слишком громко. И почему-то вдруг начинаю чувствовать, что на улице мороз. Он даже как будто покрепчал, пока мы пили чай и разговаривали. — Ерунда! — опять повторяю я. — Никого здесь нет!
— А вдруг есть? — быстро спрашивает Лиля и оглядывается.
Я тоже оглядываюсь.
— Ты боишься? — звонко спрашивает она.
— Нет! Хотя… А ты боишься?
— Ах, я страшно боюсь! Какая я дура, что поехала. Нас обязательно разденут. У меня предчувствие.
— Ты веришь предчувствиям?
— Верю. Зачем я поехала? Впрочем, я все равно рада, что поехала.
— Да?
— Да! Если даже нас разденут и убьют, я все равно не пожалею. А ты?
Я молчу и только крепче сжимаю ее руку. Если бы мне только представился случай, чтобы доказать ей свою любовь!
— Алеша…
— Да?
— Я у тебя хочу спросить… Только ты не смотри на меня. Не смей заглядывать мне в лицо. Да… о чем я хотела? Отвернись!
— Ну, вот я отвернулся. Только ты смотри на дорогу, а то мы споткнемся.
— Это ничего, я в платке, мне не больно падать.
— Да?
— Алеша… Ты целовался когда-нибудь?
— Нет. Никогда не целовался. А что?
— Совсем никогда?
— Я целовался один раз… Но это было в первом классе. Я поцеловал одну девочку. Я даже не помню, как ее звать.
— Правда? Ты не помнишь ее имени?
— Нет, не помню.
— Тогда это не считается. Ты был еще мальчик.
— Да, я был мальчик.
— Алеша… Ты хочешь меня поцеловать?
Я все-таки спотыкаюсь. Теперь я не отворачиваюсь больше и внимательно смотрю на дорогу.
— Когда? Сейчас? — спрашиваю я.
— Нет, нет… Если мы дойдем до станции и с нами ничего не случится, тогда на станции я тебя поцелую.
Я молчу. Мороз, кажется, послабел. Я совсем его не чувствую. Очень горят щеки. И жарко. Или мы так быстро идем?
— Алеша…
— Да?
— Я совсем ни с кем не целовалась.
Я молча взглядываю на звезды. Потом я смотрю вперед, на желтоватое зарево огней над Москвой. До Москвы тридцать километров, но зарево ее огней видно.
— Это, наверное, стыдно — целоваться? Тебе было стыдно?
— Я не помню, это было так давно… По-моему, это не так уж стыдно.
— Да, это было давно. Но все-таки это, наверное, стыдно.
Мы выходим в поле. На этот раз мы совсем одни в пустом поле. Ни души не видно ни впереди, ни сзади. Никто не бросает на дорогу горящих окурков. Только туго и звонко скрипит снег под нашими шагами. Вдруг впереди вспыхивает светлячок, бледный светлячок, похожий на далекую свечку. Он вспыхивает, качается некоторое время и гаснет. Потом опять зажигается, но уже ближе. Мы смотрим на этот огонек и, наконец, догадываемся: это электрический фонарик. Потом мы замечаем маленькие черные фигуры. Они идут нам навстречу от станции. Может быть, это приехавшие на электричке? Нет, электричка не проходила, мы не слыхали никакого шума.
— Ну вот… — говорит Лиля и крепче прижимается ко мне. — Я так и знала. Это бандиты.