Тогда Ал все-таки не сдержался и поступил так, как нужно было сделать давно: сделал попытку проникнуть в сознание слизеринца. Попытался — и встретил жесткий отпор. Вот это новость! Как интересно!
— Наглость — второе счастье?— голос у новенького был гладкий, скользкий, не очень приятный на слух.
— Тебя научили, или ты всегда умел ставить блок?— со все восходящим интересом спросил Ал, не отставая от скользящего, быстрого шага сына вампира.
Слизеринец не ответил, лишь скривил губы. Да, общительным его не назовешь... Но какой интересный...
Сирота-полукровка. Что-то знакомое зашевелилось в памяти, но Альбусу было некогда разбираться в этом кавардаке.
— Я люблю сладкое, а ты предпочитаешь кровь?
Слизеринец буквально застыл, вперив в Ала синие глаза. Рука мальчишки потянулась к карману, где, видимо, была его палочка.
— Я не хотел тебя обидеть,— спокойно исправился Альбус,— просто все говорят, что ты сын вампира...
— Сын...— сквозь зубы проговорил слизеринец и продолжил свой путь.
— Как тебя зовут?— они поднимались по лестнице, не обращая внимания на колокол.
— Отстань, а?
— Я Альбус Поттер.
Слизеринец закатил глаза и не ответил.
— Да, я знаю, мало кто любит Поттеров, нас слишком много, чтобы нас любить, но вот мой брат Джеймс дружит со Скорпиусом Малфоем, он был слизеринцем...
— Малфой? С Поттером?— новенький опять остановился. Синие глаза уже не пугали, к этому можно было привыкнуть.
— Да, я знаю, это странно,— улыбнулся Ал.— Но они...
— Тебе больше некого мучить?— неприятно ухмыльнулся слизеринец.— Захотелось острых ощущений?
— Нет,— Ал тяжело вздохнул,— просто я решил, что тебе здесь одиноко...
Мльчишка насупился и опять продолжил путь, причем не в сторону класса, где у них уже начались совместные занятия.
— Мне не бывает одиноко.
— Ну, тебе виднее,— Альбус быстро отбросил от себя мысль об очередном наказании.
— Отвяжись, а?
— Ты живешь в приюте?
Слизеринец резко развернулся, устрашающе сощурив синие глаза. Красная кромка стала явно заметнее.
— Хочешь поехать на каникулах ко мне? Правда, у нас дома всегда очень много народа, у меня очень большая семья, зато у нас не бывает скучно... У нас есть домовой эльф, а у дедушки Артура живет упырь...
Красная кромка в синих глазах сужалась, плотно сжатые губы обрели очертания. Слизеринец поднял руку и убрал с лица длинную челку.
— Зачем тебе это?— голос был все таким же неприятным.
— Может, я люблю детей вампиров,— хмыкнул Ал.
— И много ты их знаешь?
— Одного, если считать тебя,— пожал плечами гриффиндорец, засовывая руки в карманы брюк.
— От тебя пахнет оборотнем.
— Я и с ними дружу,— улыбнулся Альбус.— Ты что-то имеешь против волков?
— Нет, абсолютно.
— Тогда зачем ты обидел Берти?
— Это кто еще?
— Девочка, от которой тоже пахнет волками.
Слизеринец скорчил гримасу, показывая, что совершенно такого не помнит. Что ж, стоит его научить хорошим манерам. Но это позже...
— У тебя обостренный нюх?
— И слух,— добавил слизеринец, прислоняясь к стене.— Сюда идет смотритель с кошкой-скелетом.
Мальчишка явно ожидал, что Ал подпрыгнет и убежит, но гриффиндорец лишь пожал плечами: бояться Филча — в Запретный лес не ходить. Альбус прислонился к противоложной стене и улыбнулся.
— Так как тебя зовут?
— Роберт Конде.
— Ты англичанин?
— Я сын вампира,— хмыкнул слизеринец, словно это все объясняло.
— А где твой дом?
— У меня нет дома.
— А приют?
Роберт вздрогнул, красная кромка опять стала хорошо заметна.
— Ладно, прости, считай, что я не спрашивал.
Слизеринец промолчал, бровь, над которой проходил шрам, подрагивала.
— Принимай гостей,— шепнул Конде, и через несколько мгновений в коридоре появился Филч. Его старое морщинистое лицо озарилось радостью от встречи, и Альбус ответил ему веселой улыбкой: соместные наказания обычно приносили только пользу.
Нужно написать дяде Рону. И рассказать дедушке Альбусу.
Я тебя понял, дедушка. Ты ведь всегда говорил: Поттеры призваны вставать на пути большого и малого зла. И лучше всего сделать это в самом начале, тогда зло еще может передумать...
Ал снова улыбнулся тому пути, что только сам для себя выбрал.
Поединок.
В темной комнате ощущулось — почти осязалось — чувство ужаса. Ни одного луча не пробивалось сквозь зашторенные окна, никто не смел шире открыть дверь — лишь настолько, чтобы скользнуть внутрь, а затем вернуть этой комнате ее мрачный покой.
Ксения долго стояла у стены, пытаясь привыкнуть к темноте и слушая шумное дыхание находившейся здесь Присциллы. За дверью еще раздавались тихие, взволнованные голоса родителей Забини, ее брата и Тобиаса Паркинсона, который не отходил от этой комнаты уже двое суток, как заметила мать больной. Только вот Присцилла отказывалась его видеть, каждый раз впадая почти в ярость при упоминании об этой стойкой преданности школьного друга.