Сегодня воскресенье. Людей у Дома офицеров немного, зато воробьи и желтобокие синицы, почуяв тепло, слетелись сюда, как на базар. Она постояла у колонны и... Решительно пошла меж облысевших тополей по центральной дороге, вспугнув дерущихся воробьев.
В подъезд Мельникова вошла смело, уверенно. Поднялась на второй этаж. Ни души. Нажала на кнопку звонка.
В гостях у Александра Васильевича оказался Волков. Хозяин с женой хлопотали на кухне, Степан Герасимович, изображая лошадку, катал взобравшегося к нему на плечи Толика.
Увидев начальника штаба, Зина попятилась было назад, но Мельников ее не отпустил.
— Раздевайтесь! Вовремя пришли. Сейчас будем завтракать.
— Правильно. Не смущайтесь, — вступил в разговор Степан Герасимович. — Я здесь лицо неофициальное. Ругать не буду. Так что смело раздевайтесь. Украсите нашу компанию.
— Я знаю. Вы родственник, кажется, Людмиле Ивановне.
— Да. Я Людочкин дядя. — Степан Герасимович был доволен: люди знали, что он для семьи Мельниковых не чужой. Молодец, Люда!
После завтрака Зина помогла хозяйке вымыть посуду, и догадливая Людмила Ивановна оставила их в квартире втроем: ушла с Толиком гулять. Зина тоже стала собираться. Ее смущало присутствие Волкова. Александр Васильевич остановил ее:
— Зинаида Борисовна, я полагаю, вы пришли мне что-то рассказать. У меня от начальника штаба тайн нет. Прошу, пожалуйста.
На смущенном лице девушки появилась деловитая строгость.
— Я виновата перед вами, Александр Васильевич! Я тогда поступила нечестно.
— Вы что-нибудь скрыли? — насторожился Мельников.
— Нет. Но кое о чем сказала неправду.
— Например, факт, что Маркин посеял комсомольский билет, прикрыли тем, что у него не оказалось с собой денег. Так?
— Да. Вам, оказывается, все известно, — с облегчением произнесла девушка. — А знаете, почему я соврала?
— Догадываюсь. Только Маркин вышел сухим из зала комсомольского «суда», а тут новый удар... Тем более, когда мы беседовали, вы уже знали, что он билет разыскал. Угадал?
— Да. Вам действительно известно все. Семен рассказал?
— К сожалению, не все, — огорчился Мельников. — Помните, при нашей беседе я намекнул, дескать, вы гордая, кино уже началось, а вы все Маркина ждали? Вы уклончиво ответили: была причина. Что за причина? Понимаете, Маркин многое из того, что известно от вас, подтвердил. А тут — умолчал.
— Умолчал?.. — она густо покраснела. — Так это же... Так Семен же человек... Неужели приписываю ему...
— Тот каверзный вопрос больше касался не его — меня. Я ведь тоже тогда подумала, что свой комсомольский билет потеряла.
— И вы? Ничего не понимаю.
Зина вытерла носовым платком вспотевший нос и губы.
— Когда Маркин уехал в гарнизон, дай, думаю, и я свой комсомольский проверю. Ведь когда собиралась на бюро, специально брала его с собой. Полезла в сумочку. Платок, деньги, пропуск и прочая чепуха на месте, а билета нет. Перерыла всю сумку. Пропал билет. Решила, что забыла его в комнате, где шло бюро. Вот и пришлось ждать Семена. Надеялась, что вместе со своим он и мой билет там обнаружит. Вот вам та причина. Смешно, правда? — девушка горько улыбнулась.
— Ну, и где ваш билет оказался?
— Дома. Я его из комода вынула, а убежала без билета.
— Понятно. И тогда вам пришлось во второй раз посылать Маркина в гарнизон за вашим билетом?
— Точно. Тут грешница я.
Мельников закурил. Теперь было ясно, почему Маркин оказался около девяти у штаба и вступил в разговор с Мамбековым. Казалось бы, признание Булановой должно облегчить следствие, а оно, наоборот, затягивало, как в омут.
Сидевший молча Волков встал из-за стола и прошелся.
— Зина! Очень бы хотелось, чтобы вы рассказали все, что знаете о Маркине. Особенно припомните последний вечер после бюро.
— Я за этим и пришла. Я всю ночь не спала. Мне кажется...
— Только без пристрастия, — предупредил Степан Герасимович.
— Да нет... Я, наоборот, боюсь... Шла сюда с полной сумкой подозрений, а сейчас... Хотя бы то, что он не сказал о моем комсомольском... Это ведь с его стороны хорошо. Правда? Я даже теряюсь. А вдруг своими подозрениями я его без вины виноватым сделаю?
И Зина рассказала все. Рассказала о своих сомнениях, которые так жгуче растормошили сердце ночью.
— Как вы думаете, он наш человек, а? — закончила свой сбивчивый рассказ девушка. — Я что-нибудь лишнее наговорила, да? Предвзято? Разберитесь, пожалуйста. Я совсем запуталась.
— Разберемся, — заверил Волков. — Можете идти и спокойно отдыхать.
Девушка ушла, а офицеры еще долго молчали. Волков сидел за столом, Мельников курил у окна.