Выбрать главу

— Но ведь это предположение. Как доказать?

— Доказать?.. По твоим же данным. Удивлен? Зря, Александр Васильевич! Надо уметь анализировать имеющийся материал. Ты ведь докладывал, что Маркин, придя в сознание, сам назвал врачам свою фамилию и сам просил срочно сообщить в часть, что находится в больнице. Так?

— А что ему оставалось делать?

— Во всяком случае, коль за плечами убийство, а в кармане чужой паспорт, искал бы поумнее. Старался бы скрыться от правосудия, а не лезть ему в руки.

— Почему же вы приказали перевести его под следствие?

— Обманный ход, — улыбнулся Волков. — Противники рассчитывали навязать нам Маркина вместо себя. Пусть думают, что мы клюнули.

Мельников был обескуражен. Что значит неопытность!

— С Маркиным ясно, Степан Герасимович. Но как вам удалось напасть на след Козырева?

Волков подошел к расстроенному подчиненному и похлопал по плечу:

— Не терзайся, Александр Васильевич! Если честно, мог бы поправить тебя давно. Умышленно этого не делал. На ошибках учатся. И коль уж дело коснулось учебы, послушай, как не только тебя, а и меня, старого дурака, водил вокруг пальца «Ураган».

32

Тайна трех мелочей

Степан Герасимович начал рассказ спокойно, неторопливо, расхаживая по кабинету:

— Свершив самосуд над маркером, враги считали, что заметут следы. Но всплыл словарь Ожегова. Шифровка «Ураган» прошел благополучно» была передана в среду четвертого сентября. Значит, иностранный агент проник в гарнизон в течение предшествовавшей недели. Попросил начальника отдела кадров принести личные дела всех лиц, что прибыли в часть с двадцать восьмого августа по четвертое сентября. Проверил дела только тех, кто в день гибели Яковлева были вечером в штабе: Маркин, Чухра, Яровой и Козырев. Последний был в штабном карауле. И вдруг чувствую, что на фотографии Козырева чего-то не хватает. И сразу смекнул: шрама! У него, как и у меня, на брови небольшой шрамик. Достал удостоверение личности, взглянул на свое фото. Оно маленькое, а след виден. Подумал: «Может, шрам появился после того, как сфотографировался?» Спросил, когда он давал показания по делу Яковлева: «Где заработал?» Ответил: «Шрам с детства». Значит, отпадает. Тогда возникло другое соображение: шрам убран ретушью. Приказал, чтобы все молодые офицеры срочно перефотографировались. Сегодня получил свежие фотографии. Шрамик на его брови есть.

— Неужели Козырев... подставной? — не вытерпел Мельников.

— Пока трудно судить. И то и другое фото, как две капли воды. Вот только шрамик... Теперь о второй мелочи. Помнишь, Александр Васильевич, мне не давала покоя последняя фраза Яковлева: «...минуточку. Это марк...» Мы установили, что Яковлева мог убить человек, которого солдат допустил бы к себе. Теперь представь: Козырев отпустил Яковлева в туалет. Вместо этого солдат находит ближайший телефон и звонит тебе. Яковлев стремится доложить все до конца, но тут внезапно появляется его начальник. Вот к кому вырывается: «минуточку»! Дескать, подождите, я сейчас!

— Постойте, — перебил Мельников. — Но раз Козырев шел на убийство, он был уже в накидке. Неужели это Яковлева не насторожило?

Степан Герасимович улыбнулся:

— Ждал этого вопроса. Понимаешь, ведь Яковлев был в таком состоянии... Ну, представь, ты звонишь в пожарную, что пожар, а тут входит жена. Станешь рассматривать, в каком она платье? Яковлев, видимо, обратил внимание только на лицо Козырева. Свой! Ну, естественно, тот подошел спокойно и р-раз!.. Теперь третья мелочь. Обнаружил ее, когда стал изучать показания Лопахина. Если помнишь, сержант показал, что услышал выстрелы без пяти восемь. Из рассказа Козырева следовало, что крик Яковлева застал его в другом конце коридора. Он стал дергать все двери и тут же услышал треск и звон стекла. Ворвался в комнату Кикнадзе, увидел прыгающего из окна преступника, выстрелил. Я прикинул: чтобы пробежать от конца коридора до той комнаты, дергая все подряд двери, ворваться в нее, выхватить пистолет и выстрелить — потребуется две, от силы, три минуты. Раз выстрелы прогремели без пяти восемь, значит крик Яковлева был максимум без восьми. Вот тут-то и потребовался на помощь ты, так сказать, последний свидетель.

Мельников слушал с большим вниманием.

— Выяснилось, — продолжал Волков, — что Яковлев позвонил тебе без пятнадцати восемь. Потом я попросил тебя прочесть вслух его телефонный доклад. Засек время. Секундомер показал почти минуту. Выходит, что солдата убили без четырнадцати восемь. Где же правда? Без восьми или без четырнадцати? Уж слишком большая разница во времени. Пришел к выводу, что причина в лживом показании Козырева. Но одно дело предположить, другое — доказать. Я хорошо помнил твой доклад, что после того, как оборвался разговор с Яковлевым, ты долго стучал по рычагу, а телефонистка не отвечала. Задал вопрос: не слышал ли во время этой паузы выстрелов? Ты ответил, что нет. Только треск. Он раздался почти сразу, потом пропал.