— В какой больнице работает Приходько? — спросил Мельников.
— В первой. Та, что по улице Интернациональной.
— У него машина есть?
— Есть. Кажется, «Победа».
Александр Васильевич все сильнее волновался.
— Вы не могли бы хоть примерно обрисовать Приходько?
— Я не художник... Тучноватый. Широколицый. Лет пятидесяти. Рост средний. Может быть, выше среднего.
Приметы совпадали с теми, что сообщил Яковлев. Приходько был похож и на водителя, который вез Маркина. Если, конечно, с того «сбрить» усы да бороду. И Мельников не сдержался:
— Как же вы так сблизились с Приходько? Как доверились ему?
— Болельщики мы. Честь по чести...
— Вот вам и честь по чести. Знаете, есть пословица: с медведем дружись, а за ружье держись. — Сказав это, Мельников густо покраснел. Он невольно скопировал Волкова. А Сахаров сидел, опустив голову. — Владимир Сергеевич, вы лично разговаривали с Козыревым, когда предлагали ехать к нам в часть? Как думаете, тот Козырев и что у нас — одно лицо?
— А как же иначе?.. Я его сразу узнал.
Вечером Мельников доложил важную новость Игнатенко.
— Отлично. Вы подтвердили, что мы на правильном пути.
— Как?.. Вы уже знаете о Приходько?
— Знаем. Но только то, что номер его «Победы» СТ 38-45. Ваши сведения очень ценны. Нам не придется метаться от объекта к объекту, — успокоил Мельникова Иван Иванович.
— И каково ваше решение? — спросил Мельников.
— Решений никаких. Будем ждать Степана Герасимовича. Следы ведут в больницу, но туда пока ни шагу!
36
Странная кража
Степан Герасимович встречал Новый год дома. Побывал на службе, сдал на экспертизу прихваченные волосинки, а утром первого января, после завтрака с женой, уехал в Подмосковье, где дислоцировалось училище, откуда прибыл Козырев.
Ирину, девушку, написавшую Козыреву письмо, удалось разыскать быстро. Растерявшись, она стояла у приоткрытой двери. Смугловатая, с агатовыми глазами. В ней было что-то от восточных красавиц. В квартире чисто, уютно.
Видя, как следит за каждым его движением Ирина, Степан Герасимович улыбнулся:
— Я, Ира, гость незваный и вряд ли желанный, но раздеться не мешало бы. Жарковато у вас.
— Да, да. Раздевайтесь. Извините меня!
Волков снял шинель, шапку и повесил на вешалку. Ирина не спускала с него внимательных, настороженных глаз.
— Теперь можно и поближе познакомиться, — присаживаясь, сказал гость. — Я из госбезопасности. — Он показал ей свое удостоверение. Ира, я правду о Викторе ищу. Сохранилось его письмо?
Она колебалась.
— Да. Не сожгла.
Волков прочитал письмо и все понял. Ира оставалась тем единственным звеном, которое еще связывало Степняково с училищем. Эту нежелательную связь надо было разорвать.
— Виктор всегда печатал письма на машинке?
— У нас с ним не было раньше переписки. Правда... — девушка помолчала. — Мы с Виктором однажды поссорились. Я поняла, что погорячилась и написала ему записку. Он сохранил ее.
— Спасибо, Ирочка! Не затрудню, если придется еще раз обратиться?
— Пожалуйста. Я дома всегда после шести.
Утром следующего дня Волков снова приехал в город, где жила Ирина. Но теперь направился сразу в уголовный розыск. В книге учета происшествий его внимание привлекло одно нераскрытое преступление.
...Седьмого августа группа ребят ушла на прогулку в лес. Развели костер, чтобы напечь картошки. Собирали сухой валежник. В ложбинке нашли груду хвороста. Кто-то из мальчиков поднял ветки и вскрикнул: там торчала человеческая нога.
Вызвали милицию. Под хворостом оказался обнаженный мертвец с отрезанной головой. По заключению медицинского эксперта смерть наступила тридцать шесть часов назад, то есть ночью с пятого на шестое августа. Поиски исчезнувшей головы и одежды потерпевшего оказались безуспешными.
Изучив фотографии тела, снятого в разных ракурсах, Волков еще раз перечитал карту неопознанного трупа. Убийство произошло примерно в те часы, когда Виктор Козырев ушел от Иры на вокзал. По наружным приметам рост примерно его: сто восемьдесят — сто восемьдесят два сантиметра. Возраст двадцать — двадцать два года. Столько же было и Козыреву. По телосложению чувствовалось, что убитый был спортсменом. Особых примет на трупе нет. Зато при протоколе неизвестного были дактилоскопические отпечатки его пальцев.