Мы просидели в «Риверсайд стейк-хаусе» около трех часов.
Разговор вновь и вновь возвращался к Чили. Джеймс рассказывал интереснейшие вещи. Он уверял, что правительство Народного единства готовит оппозиционерам варфоломеевскую ночь. Разработан детальный план под кодовым названием «Зет».
— Распутать этот клубок, предать гласности опасный замысел марксистов — увлекательная задача для журналиста, не правда ли, Фрэнк?
Тут же, в ресторане, Драйвуд написал несколько рекомендательных писем своим друзьям в Сантьяго.
В понедельник, после полудня, я выехал в Торонто. Нужно было зайти в издательство «Люис и сын» (чем черт не шутит, вдруг Драйвуд и впрямь договорился насчет книги?). Вернуть «бьюик» в компанию по прокату автомобилей. Да и лететь в Чили удобнее оттуда, поскольку из Оттавы нет прямых международных рейсов.
Сквозь унылый мартовский снегопад машина мчалась по дороге № 401 — восьмирядному бетонированному шоссе. Я мог бы сделать крюк — время позволяло — и. заглянуть в мой родной городок Альмонте. Но к чему понапрасну травить душу? Как хорошо, что подвернулась возможность сменить обстановку: может, там, в далеком экзотическом Сантьяго, кончится полоса затяжного душевного безвременья и опять пойдет настоящая жизнь?
Драйвуд оказался человеком слова. В издательстве меня уже ждали. Сэмьюэл Люис был сама любезность и даже предложил аванс — две тысячи долларов.
Я чувствовал себя превосходно, когда устраивался в салоне первого класса «Боинга-707». Заученная улыбка тоненькой большеглазой стюардессы показалась естественной и адресованной только мне. Джин, который она предложила, остро пахну́л можжевельником, беззаботными каникулами в Альмонте. В старом, милом Альмонте, где на запущенном кладбище — могилы моих предков, первых поселенцев; где тринадцать лет мы с Кэтрин жили, как мне думалось, в мире и согласии; где родился сын — я не видел его два года; где таким же холодным мартовским днем я остался совсем один. Кэтрин собрала вещи, бросила их в наш старенький «шевроле» и укатила в Ванкувер, к Тихому океану. («Прости, Фрэнк, — сказала она на прощание. — Мне нужна семья, отец мальчишке, муж, в конце концов... Ненавижу твои газеты, бестолковую, бесплодную суету, которой ты живешь, твоих подонков дружков, торгующих журналистской совестью оптом и в розницу, вроде этого скользкого Леспер-Медока с его потаскухой женой. Все одним миром мазаны, одному богу служите...») Говорят, у нее роман с каким-то невзрачным учителишкой...
А «Боинг» уже завершал прощальный круг над Торонто. Внизу несуразно топорщились небоскребы торговой части города — даунтауна. В льстивом свете прожекторов красовалось новое здание мэрии. За кромкой огней прибрежного шоссе угадывалась свинцовая тяжесть холодных волн озера Онтарио.
11 сентября, 16 часов 30 минут
САНТЬЯГО. В ЧИЛИ СОВЕРШЕН ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ, ВЛАСТЬ НАХОДИТСЯ В РУКАХ ВОЕННОЙ ХУНТЫ, ПРЕЗИДЕНТСКИЙ ДВОРЕЦ «ЛА МОНЕДА» ВЗЯТ ШТУРМОМ. УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО НАХОДИВШИЙСЯ ТАМ САЛЬВАДОР АЛЬЕНДЕ ПОКОНЧИЛ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. В НЕКОТОРЫХ РАЙОНАХ СТОЛИЦЫ СТОРОННИКИ НАРОДНОГО ЕДИНСТВА ОКАЗЫВАЮТ ВООРУЖЕННОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ АРМИИ И КАРАБИНЕРАМ.
Откуда-то с предгорий Анд порывистый ветер гнал пепельно-серые тучи. Смешиваясь с дымом и гарью пожарищ, они тяжело нависали над вымершими улицами. День угасал в раскатах весеннего грома, в тревожных отзвуках отдаленной канонады.
Связь с внешним миром все еще была прервана, но в оффисе отеля за столом управляющего уже по-хозяйски расположился военный цензор. Тупо таращась на копии телеграмм, подготовленных иностранными журналистами к отправке, он с трудом продирался сквозь частокол слов. Одни сообщения браковал, другие — бесцеремонно правил жирным черным фломастером, на третьих просто расписывался («Это годится. То, что надо»). По распоряжению хунты в «Каррера-Хилтон» открыли «пресс-центр», поскольку именно здесь чаще всего останавливались иностранные корреспонденты.
Подошла очередь Фрэнка:
— Текст я предварительно оговорил с генералом Паласиосом.
Офицер на мгновение задержался на словах «...утверждают, что... Сальвадор Альенде покончил жизнь самоубийством». Потянулся было к телефону, но передумал. И решительно поставил визу.