IX
Он был врагом трудов полезных,Трибун тамбовских удальцов,Гроза всех матушек уездныхИ воспитатель их сынков.Его краплёные колодыНе раз невинные доходыС индеек, масла и овсаВдруг пожирали в полчаса.Губернский врач, судья, исправник —Таков его всегдашний круг;Последний был делец и другИ за столом такой забавник,Что казначейша иногдаСгорит, бывало, от стыда.
Х
Я не поведал вам, читатель,Что казначей мой был женат.Благословил его Создатель,Послав ему в супруге клад.Ее ценил он тысяч во сто,Хотя держал довольно простоИ не выписывал чепцовЕй из столичных городов.Предав ей таинства науки,Как бросить вздох иль томный взор,Чтоб легче влюбчивый понтерНе разглядел проворной штуки.Меж тем догадливый старикС глаз не спускал ее на миг.
XI
И впрямь Авдотья НиколавнаБыла прелакомый кусок.Идет, бывало, гордо, плавно —Чуть тронет землю башмачок;В Тамбове не запомнят людиТакой высокой, полной груди:Бела как сахар, так нежна,Что жилка каждая видна.Казалося, для нежной страстиОна родилась. А глаза…Ну, что такое бирюза?Что небо? Впрочем, я отчастиПоклонник голубых очейИ не гожусь в число судей.
XII
А этот носик! эти губки,Два свежих розовых листка!А перламутровые зубки,А голос сладкий, как мечта!Она картавя говорила,Нечисто «р» произносила;Но этот маленький порокКто извинить бы в ней не мог?Любил трепать ее ланиты,Разнежась, старый казначей.Как жаль, что не было детейУ них! – – – —– – – – – —– – – – – —
XIII
Для бо́льшей ясности романаЗдесь объявить мне вам пора,Что страстно влюблена в уланаБыла одна ее сестра.Она, как должно, тайну этуОткрыла Дуне по секрету.Вам не случалось двух сестерЗамужних слышать разговор?О чем тут, Боже справедливый,Не судят милые уста!О, русских нравов простота!Я, право, человек нелживый —А из-за ширмов раза дваТакие слышал я слова…
XIV
Итак, тамбовская красоткаЦенить умела уж усы– – – – —– – – – —Что ж? знание ее сгубило!Один улан, повеса милый(Я вместе часто с ним бывал),В трактире номер занималОкно в окно с ее уборной.Он был мужчина в тридцать лет;Штаб-ротмистр, строен, как корнет;Взор пылкий, ус довольно черный,Короче, идеал девиц,Одно из славных русских лиц.
XV
Он все отцовское именьеЕще корнетом прокутил;С тех пор дарами провиденья,Как птица Божия, он жил,Он спать, лежать привык; не ведать,Чем будет завтра пообедать.Шатаясь по Руси кругом,То на курьерских, то верхом,То полупьяным ремонтёром,То волокитой отпускным,Привык он к случаям таким,Что я бы сам почел их вздором,Когда бы все его словаХоть тень имели хвастовства.
XVI
Страстьми земными не смущаем,Он не терялся никогда.– – – – – —– – – – – —Бывало, в деле, под картечьюВсех рассмешит надутой речью,Гримасой, фарсой площаднойИль неподдельной остротой.Шутя однажды после спораВсадил он другу пулю в лоб;Шутя и сам он лег бы в гроб —– – – – – —Порой незлобен, как дитя,Был добр и честен, но шутя.
XVII
Он не был тем, что волокитойУ нас привыкли называть;Он не ходил тропой избитой,Свой путь умея пролагать;Не делал страстных изъяснений,Не становился на колени;А несмотря на то, друзья,Счастливей был, чем вы и я.– – – – – – —– – – – – – —– – – – – – —Таков-то был штаб-ротмистр Гарин:По крайней мере, мой портретБыл схож тому назад пять лет.
XVIII
Спешил о редкостях ТамбоваОн у трактирщика узнать.Узнал немало он смешного —Интриг секретных шесть или пять;Узнал, невесты как богаты,Где свахи водятся иль сваты;Но занял более всегоМысль беспокойную егоРассказ о молодой соседке.«Бедняжка! – думает улан, —Такой безжизненный болванИмеет право в этой клеткеТебя стеречь – и я, злодей,Не тронусь участью твоей?»
XIX
К окну поспешно он садится,Надев персидский архалук;В устах его едва дымитсяУзорный бисерный чубук.На кудри мягкие надетаЕрмолка вишневого цветаС каймой и кистью золотой,Дар молдаванки молодой.Сидит и смотрит он прилежно…Вот, промелькнувши как во мгле,Обрисовался на стеклеГоловки милой профиль нежный;Вот будто стукнуло окно…Вот отворяется оно.