Пьет Царь, подставляет,
За кажною чаркой
Сынка похваляет:
«И кудри-то — шапкой!
Стан — рюмки стройней!
Вот что бы без баб-то —
Рожать сыновей!
Зачем — жена?
На кой — жена?
Ты не жена,
Скажи, — война!
Чуть что не так —
И свет ей мрак,
И друг ей враг,
И царь — дурак…
Ох ты, Царь-дурак, женатый холостяк!
Приведи-ка мне, сыночек, жену:
Бить не стану, а разок — толкану!»
То не сон-туман, ночное наважденьице —
То Царицыно перед Царем виденьице.
То не черный чад над жаркою жаровнею —
То из уст ее — дыханьице неровное.
То не черных две косы, служанки кроткие:
Две расхлестанных змеи — да с косоплетками!
До ковровой до земли склонилась истово,
Об царевы сапоги звенит монистами.
«Виноградинка в соку,
Здравствуй, зернышко!
Не видал я на веку
Стройней горлышка!
Вся от пяточек до бус —
Вó как — нравишься!
Да коль я не подавлюсь,
Ты — подавишься!
Оттого что вкус мой гнусный, мокрый ус!»
Вырывала тут из кос косоплетки,
Отползала змея к самой середке,
Духом винным-тут-бочоночным румянилась,
Царю — в землю, гуслярочку — в пояс кланялась.
Ножки смирные, рот алый поджат.
Во всем теле — одни ноздри дрожат.
Заиграл сперва гусляр так-óт легонечко,
Ровно капельки шумят по подоконничку.
Та — рябь рябит,
Плечьми дрожит.
Заработали тут струночки-прислужницы,
Ровно зернышки-посыпались-жемчужинки.
Та — пруд-река,
Колеблет бока.
Заходили тут и руки в странном плясе:
Коготочками гребет, что кот в атласе.
Сожмет, разожмет,
Вновь в горсть соберет.
Отпустил гусляр своих коней стреноженных —
Прокатилась дрожь волной до быстрых ноженек.
Как тигр-лежебок
Готовит прыжок.
Ой, рябь!
Ой, зыбь!
Ой, жар!
Ой, хлад!
Ой, в пляс пошла, помилуй Бог вас, стар и млад!
Бочком, бочком,
Шмыжком, шмыжком,
Играючи да крадучись —
Что кот с мышом!
(Ох, не пляшут так, жена, пред муженьком!)
— Скидавай босовики!
Босая пляши! —
Эй, топ, босовичок!
Эй, скок, босовичок!
Наших бóсых ног —
Не белей снежок!
(Что ж ты вспыхнул, ай мороз тебя ожег?)
— Пусть душу не спасу, —
Распущай косу! —
Как тряханёт!
Как маханёт!
Мраком-то-как-
Жаром — дохнёт!
Белый плат-то свой нагрудный распахнет!..
Плоть ли бабья — ай
Просто яблонь-май?
Бабья пазуха —
Али Божий рай?
То дыханьице ли, жаркий воздушок,
Аль инбирь-шафран-корица-корешок?
Веселится Царь, — инда пот утер!
Белей снегу — сын, глаза в землю впер.
— Что ж вы, струночки, не стали вперебор? —
Не змеиный шип — шелков рваных скрип,
То не плетка-хлыст — шелков рваных свист,
То на всем плясу — шелкá ручьями вниз!
— Эй, жару поддавай!
Рубаху скидавай! —
Отцу с сыном пир великий задавай!
Заленилась — не слыхать монист.
С плеча левого наплечник вниз.
Рукой заспанной ресницы трет,
Теперь правому плечу — черед.
Осовела, что кулек с мукой,
Ткань у бедер собрала рукой.
Да не вóвремя зевнула, дрянь!
Пошла рот крестить, — пустила ткань.
И — взыграв как целый град Содом —
Закрутилась дымовым столбом!
Ночь — ежели черная,
Кровь ежели красная,
Бабенка невздорная,
Да на всё согласная —
Можно одной улочкой
Вдвоем ходить,
Можно одной булочкой
Двоих накормить.
Друг ли ты с товарищем,
Ай сын с отцом,
Поделитесь чарочкой —
И всё с концом!
Грех из-за убожества
Входить в изъян!
Поделись по-божески —
И каждый пьян.
На миру монашество —
Что землю грызть!
Ну, а бабья наша тут
Молчать — корысть.
Столбам с перекладкою
Никто не плох!
Хватай мертвой хваткою,
А там — как Бог!
Луна с луговины
Ушла за копну.
Глядит Царь на сына,
Глядит на жену.
Верней самострела
Глаз пьяных — прицел.
«Ты ног не жалела,
Ты рук не жалел,
И так что за кружкой
Я верно сужу,
Решил, что друг дружкой
Я вас награжу.
Любитесь — доколе
Ус есть у китов,
Да чтоб мне к Николе
Внучок был готов!
Да чтоб тот внучонок
С меня был снятой!»
Берет Царь бочонок:
«Налей вам святой!
В ковры-вам-подстилки
Вину велю течь!»
В персты по бутылке
Сует вместо свеч.
«Чтоб в играх-затействах
Плодились птенцы,
Вот вам венецейских
Две чарки — в венцы!»
Вверх дном, ошалелый!
Двойной аж фонтан:
Ей прямо на тело,
Ему на кафтан.
Сидит, приосанясь,
Меж струн и меж струй,
Да вдруг как затянет:
«Исайя, ликуй!»
Эй, Исайя ты, Исайя,
С небес свесь-ка голову!
На невесту взглянь: босая,
Того хуже — голая!
Словно цельным становищем
Вражьим — в рот целована.
Всего тела вдоль — винищем
В кровь исполосована.
Ишь, сокрыла черноглазье!
Хороша, смиренница!
На полуношных-то разве
На летуньях — женятся?
Как пойдет чудить в кровати
Булавками-иглами!
— Нет, Исайя-ликователь,
Твое дело гиблое!
Гляди: Царь их лбами чокнул
Для дельца веселого!