Выбрать главу
<1860>

408. УТЕШЕНИЕ

Когда, что звали вы своим,           Навек от вас ушло И горе камнем гробовым          Вам на сердце легло
Помочь в печали ближним рад,            Поэт вас позовет Пройтись с ним, бросить беглый взгляд           Туда, по склону вод.
Он вам покажет, как струи,            Одна другой вослед, Бегут на чей-то зов вдали            (На чей? — вам дела нет).
Вам нужно будет хоть на час            Взор в речку устремить, Чтоб слезы брызнули из глаз,            Чтоб стало в них рябить.
Тогда, как ни были б тоской            Вы зло удручены, Всё горе выльется слезой,            И вы исцелены!..
<1860>

409. НА КЛАДБИЩЕ

Я взобрался на могильную плиту И внимательно смотрел, как на лету Два тяжелые, кургузые жука Колошматили друг друга под бока, Как в объятиях березу дуб сжимал, Как под деревом опёнок вырастал, Как паук, среди своих дневных хлопот, Фантастический выплясывал матлот. Так на кладбище за жизнью я следил, И Случевский мне на память приходил: Вспомнил я, как он на кладбище лежал, Как под ним мертвец о камень лбом стучал, Как мертвец m-r Случевского просил, Чтобы тот его на время хоть сменил… По закону же содружества идей, Вспомнил случай я другой, еще страшней: Вспомнил нищего, разрушенный гранит И восставшего из гроба страшный вид, Ветра свист, луны дрожащий свет, Мертвеца протест и нищего ответ… И невольный трепет в сердце проникал, Но по-прежнему на камне я лежал, И по-прежнему сшибалися жуки, Отличалися в матлоте пауки, Всё с березами амурились дубы, Всё росли еще под деревом грибы.
1860

410. КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

Я доживал в одном квартале                    Десятый год; Но вот почил квартальный вмале —                    Я просьбу в ход: К стопам начальства припадая,                    Квартал просил. И как-то вывезла кривая:                    Наш утвердил! Квартал достался мне богатый…                    Тут на меня Надели каску, и с гранатой,                    Но без огня. И обыватель под защиту                    Ко мне бежал, Всех обворованных, побитых                    Я утешал, И всяк за это утешенье                    Благодарил; Но вдруг сердечное движенье                    Я ощутил. Раз, по грошовому взысканью,                    К себе в квартал Одно прекрасное созданье                    Я вызывал. Клянусь, клянусь богиней Фреей! —                    Я, кстати, швед — Подобных плеч, подобной шеи                    На свете нет. Что за глаза! — очарованье!                    Я весь дрожал, Когда управы предписанье                    Я ей читал; Когда склонив свои ресницы                    И вся в огне, Она, кротка как голубица,                    Внимала мне… Я прежде думал, что во власти                    Я у себя, Что застрахован я от страсти,                    Как от огня; Но я прочел, сидев в конторе                    С пером в зубах, Себе капут в прелестном взоре,                    В ее очах. Однажды я, тот взгляд встречая,                    Не усидел; Письмоводителю, вставая,                    Уйти велел. Я ей сказал: «К началу ночи,                    Когда езда Совсем затихнет, что есть мочи                    Валяй сюда!» Заря, бледнея, умирала                    И умерла, А ночь роскошно выплывала,                    Как день светла. Затихло всё. Сребристый тополь                    Благоухал, И, по трудах дневных, Петрополь                    Опочивал. На перекрестке ждал я встречи,                    И долго ждал: В мечтах грудь пышную и плечи                    Я рисовал. Прошел патруль, глядел мне в очи                    И созерцал, Как, бедный, я в прохладе ночи                    Самосгорал. Уж зарумянилась денница,                    И ночь ушла… Так вот как, скромная девица!                    Ты не была?.. Тогда ее на жертву мщенью                    Я осудил: Насчет билета сочиненье                    Я смастерил… И я смотрел, как исполнялся                    Приказик мой, Как с ней в прихожей объяснялся                    Городовой.