Я подскочила, до сих пор неуверенная, что хочу сделать, надела шлëпки и пошла в противоположном от Коши направлении, туда, откуда обычно приходит проводница.
Глаз коснулся внезапный огонь и я даже зажмурилась, настолько это было ярко. А, прозрев, увидела симпатичного парня, смотрящего в окно. Непринуждëнная поза, спокойный, ровный взгляд, кудри, длинные худые ноги и алые, кричащие кроссовки.
- Привет, - сказала я неуверенно.
Незнакомец молчал. Он даже не повернул головы. Мне стало неловко, но уходить я не хотела. Что угодно, лишь бы не оставаться в том ужасающе-пустом купе, где мне нет места.
Я села напротив и начала рассматривать красивое лицо. «Как с картинки».
- Ты давно тут едешь? – Решилась я задать ещë один вопрос, но и этот остался без ответа.
Поэтому мы просто сидели и молчали. В какой-то момент я даже расслабилась. Может, он видится моему воспалëнному сознанию, а может – это ангел, решил забрать меня из этого жуткого места.
- Здравствуй, - произнëс парень и я вздрогнула, ошпаренная чужим голосом.
- Привет.
Повисло новое молчание. Незнакомец явно не собирался продолжать диалог. Ему будто было всë равно, есть перед ним кто-то или нет.
- Мне понравились твои кроссовки, - сказала я тихо.
Зачем я вообще сюда сунулась? Я здесь явно лишняя. Мне просто хочется… мне хочется чего-то другого. Совсем другого. Не могу понять чего.
Парень кивнул. Я хотела встать и убежать, но внезапно послышались шаркающие шаги, столь знакомые слуху. Проводница моет пол. Значит, сейчас вечер или утро, пять или одиннадцать.
Женщина грузно поставила ведро рядом, взялась за швабру и пророкотала: «Поднимите ноги».
Отчего мне так неловко? Будто нас за чем-то застукали. Я не должна быть рядом с кем-то столь красивым. Сразу же видно, что я лишь надоедаю, наседаю своим вниманием, своей странной, истерзанной любовью. Нет, нельзя так. Нужно уйти и как можно скорее. Лишь бы продержаться.
Закончив с мытьëм полов, проводница встала, отряхнула руки, посмотрела сначала на парня, затем на меня, а потом, обращаясь к незнакомцу, произнесла: «Плохой выбор».
Конечно плохой. Кто захочет видеться с такой, как я. Глупая.
Но… что-то во мне зашевелилось. Нечто забурлило внутри живота, разожгло печи и огненные языки начали терзать грудь. Мне стало жарко. В горле скопился внезапный ядовитый комок и мне его срочно нужно было выплюнуть.
- С чего плохой? Какое вы вообще имеете право? – Вырвалось внезапно из чужих уст на моëм лице. Контроль утерян, самолëт стремительно падает, просьба сохранять спокойствие.
- Прямое.
- Ты всего лишь обслуга. Всю жизнь обслуживала, а теперь считаешь, будто тебе все должны!
Внезапно прорезался голос. Звуковая волна на мгновение окрашивала мир в живые цвета. Приятно. Отчего я всë время разговаривала шëпотом?
- Да как ты смеешь так со мной разговаривать! Ты ещë ребëнок. Этот вагон и всë, что внутри него принадлежит мне. Пока ты в нëм, ты – моя собственность. Прояви уважение, - она стукнула шваброй по полу так сильно, что на меня попало пару грязных капель.
Стало мерзко и неприятно. Руки затряслись. Надо было что-то сделать. Опять. Всë должно измениться.
Сначала – красное. Мне нужен цвет. Я быстро стащила кроссовки с парня и надела их на себя. Как влитые.
«Что ты делаешь?»
Не знаю. Я не знаю. Но он их не ценит. Ему плевать на мой дар, плевать на всë в мире.
Алые кроссовки, как и голос, меняли мир. Они окрашивали путь.
И я побежала. Сначала медленно, приноравливаясь. Оказалось, что тело имеет вес, что дыхание жжëт грудь, что вся я – здесь, в этой маленькой точке из костей и мышц.
Свет начал мелькать. Теперь я – это сосредоточение мира, центр, то, к чему всë стремиться и откуда выходит. Я перестала распыляться.
У Кошатницы темно. Кошки сгрудились над ней и пожирают еë плоть. Рыжий поедает глаза, серый – губы, рысь – что-то из развороченной грудной клетки. Откуда-то сверху шипит Маруся, еë неоновые глаза напоминают раскаленные угли, фонари в неизбежное.
- А ну отстаньте от неë!
Я пытаюсь отбиться от кошек, разгоняю их и вижу скелет, обтянутый кожей и волосами. Челюсть ходит ходуном, из горла рвутся хрипы: «Я так боюсь одиночества».
Что-то падает на голову, рвëт щëки и лоб. Безумная старая кляча! Я пытаюсь отшвырнуть еë, но та когтями цепляется в руки, оставляет вечные царапины. Наконец, мне удаëтся освободиться и я бегу дальше.