– Будет тебе, – потупился Елизар.
Конечно, старый знакомый Зюмин знал о его отношениях с Магдой и всегда посмеивался при встрече. Странные люди. Да и Магду Зюмин знал хорошо и первого ее мужа, тот и сейчас работает в локомотивном депо.
– Ты не обижайся, Елизар… Какой ты, право?! Перед такой женщиной только семафор может устоять. И ушла Магда от своего муженька, потому как тот ее ревновал по-черному, говорят. На работу не ходил, дежурил…
Елизар молчал. Ни разу за все время он не спрашивал Магду о причинах разрыва с мужем…
– Будет тебе сплетничать, – одернул Федюня. – Того и гляди, наш гость под откос сиганет, отвечай потом.
– Не сиганет, – продолжал треп Зюмин. – Он еще долг мой не получил.
Елизар поерзал на своем откидном стуле, потянул носом… Он прибежал к локомотиву на разъезде «280-й километр» и так пригрелся, что не хотелось уходить. А куда спешить – главные дела по вагону он уже переделал. До вечерней раздачи чая время еще было, а что касается Магды, так та залегла спать, уповая на длинный перегон. Ночью посыплется мелочь, считай, через каждые четверть часа станция, не до сна будет. Она и Елизару советовала прикорнуть, да не послушался ее Елизар: не успеешь оглянуться, как в Олений ручей прикатим, а там ищи-свищи Зюмина с его долгом – смена локомотива, другая бригада поезд потянет…
Радуясь вечернему свету, локомотив широко и весело нес себя к синеющей кромке горизонта по сизой лестнице рельсов, увлекая за собой глазастые зеленые близнецы-вагоны. Разорванный воздух обтекал стеклянный лоб локомотива и, словно признавая силу, сгонял с насыпи случайный мусор, песок, щебенку. И еще долго не мог успокоиться, гоняя по буеракам ошалелый, разномастный хлам.
Пересчитывая бесконечные стыки рельсов по косогорам, по мостам и мосточкам, гнал себя локомотив марки «ЧС», прозванный «Чебурашкой». А навстречу спешили такие же обреченные на работу, красногрудые мощняги, влекущие длинный хвост – то из цистерн, то из хопров, то из полувагонов… И чего только не развозили они по стране! Локомотивы традиционно приветствовали свистками друг друга. И прощались долгим, тревожным гудком – не угораздит ли кого-нибудь выскочить на рельсы из-за последнего вагона встречного поезда…
– Никак троллейбусы везут? – Елизар удивленно провожал взглядом стоящий на боковом пути состав.
Укрощенные колодками, покорно прижав к спине тощие уши-штанги, паслись на платформах широкозадые голубые троллейбусы. Видеть среди лесов этих родных городских трудяг было непривычно и радостно.
– В Колумбию отправляют… На разъезде рядышком стояли, я и прочитал на маркировке, – проговорил Федюня. – К морю везут, на пароход.
– Ишь ты, в Колумбию, – недоверчиво произнес Елизар и осекся – его вспугнул резкий и пронзительный свист сирены бдительности. – Ух, зараза!
Зюмин привычным прихлопом погасил сигнал, который будоражил кабину разбойничьим свистом через каждые двадцать секунд
– Да выключи ты ее, паскуду! – взъярился Елизар. – К нему в гости пришли, а он оглушает.
– Не могу. Еще усну с таким гостем, – ответил Зюмин. – А позади восемьсот человек жить хотят. Так что потерпи. Служба у системы такая – сон машиниста разгонять.
Елизар и сам понимал, что поставили систему в кабине машиниста для дела. А покричал он так, с перепугу, хоть можно и привыкнуть за время, что гостил в кабине локомотива.
– Вижу желтый, – Федюня занимал свое место у левого крыла и следил за сигнализацией.
– Вижу желтый, – подтвердил Зюмин и сбавил скорость.
– Ага, желтый, – деловито подтвердил Елизар. Ему нравилось участие в этой серьезной игре. Одно
время Елизар пытался разглядеть цвет светофора раньше впередсмотрящего Федюни, но не удавалось, навыка нет. Хоть на мгновение, а все равно Федюня опережал… Елизар скосил глаза и в который раз подивился всемогуществу техники: на миниатюрном светофорчике, который пеналом торчал на пульте управления, тоже горел желтый свет, как бы напоминая машинисту о цвете фонаря путевого светофора.
– А от чего этот-то загорается? – не справился со своим любопытством Елизар.
– Прикурил. От встречного светофора, – снисходительно объяснил Федюня. – Электромагнитное излучение наводится. Понимаешь?
Елизар понимал, но не очень, в общих чертах. Не было у него специального образования, только среднее.
– Ни черта он не понимает, – с добродушной ленцой поддержал беседу Зюмин. – Вот каким образом одной простыней двух пассажиров обслужить, это он понимает, да, Елизар? Эх вы, люди-блохи, – закончил Зюмин с неожиданным ожесточением.
– Ну ты вот что, – растерялся Елизар, принимая близко к сердцу реплику машиниста. – Не очень-то, знаешь… Поездить бы тебе без сна несколько суток, потому как один на вагон. Да станции встречать-провожать. А они как назло, будто сухие грибочки на нитку нанизаны, одна за другой. И зимой, в морозец. За сто с небольшим целковых в месяц. А то сидит себе в теплой чебурашке, да простыни наши, проводниковые, трясет…
Кажется, Елизара всерьез проняло. Уши его побелели и сделались плоскими, словно блюдца. Снисходительно принимая критику в адрес своего ремесла со стороны несведущих людей, он свирепел, когда его укорял свой брат-железнодорожник…
Несколько минут ехали молча.
В этих местах снег еще держался в распадках светло-серыми языками. А трава по склонам холмов не теряла своей молодой зелени даже в густеющих сумерках. И это было странно – трава и снег. Местами холмы отбегали к хвосту пеезда, и глаза охватывали утекающие к горизонту поля. По обе стороны от полотна дороги они казались широкими крыльями. В этих северных местах поля за окном поезда жили короткой жизнью: скоро их вновь подсекут леса и уже надолго…