Елизар опешил. Пережитое вдруг прокрутилось в его сознании и обернулось этим захватанным куском дерева… Нет, ему ничего не почудилось, все произошло на самом деле.
Он сбежал к распадку, ухватил топорище, вырвал его из кустарника. На черном топоре блестела свежая заточка.
Перекинув топор через плечо, точно так, как нес его тот бедолага, Елизар побежал.
Первыми встретили Елизара служки из почтово-багажного. Им не терпелось узнать, в чем дело. Но Елизар отмахнулся, нет времени…
Дверь ближайшего вагона была распахнута. На площадке, сдерживая спиной любопытных, стоял тихий Шурка Мансуров, младший из единоутробных братьев-проводников.
Елизар задвинул топор на площадку и вцепился в высокие поручни.
– Что такое, что случилось?! – негромко зачастил Шурка, подхватывая Елизара за плечи.
– Человека чуть не задавили, – Елизар взобрался на площадку.
– Тебя, что ли? – уточнил тугодум Мансуров. – Ты что, из вагона упал?
Елизар секунду вглядывался в невинные Шуркины глаза, которые ничего не отражали, кроме далекой кромки леса.
– Как я мог выпасть, соображаешь? Где мой вагон, где локомотив! – и, подхватив топор, Елизар добавил. – Дрова бегал рубить, титан растапливать.
– А-а-а, – с некоторым разочарованием протянул Шурка. – А ревизоры не сели?
Глава четвертая
1
Свиридов проснулся. Соседняя кровать была пуста. Он резко приподнялся и сел, продев ноги в новые, по-сибирски опушенные мехом домашенки.
В номере никого не было. И если бы не чемодан в прихожей да яркие склянки, расставленные на полке ванной комнаты, можно было подумать, что он по-прежнему один в этом царском номере. Часы показывали половину восьмого, обычно машина ждала его внизу без четверти девять… Свиридов подсел к телефону. Вчера, когда они с Елизаветой вернулись в гостиницу, ему сообщили о сходе с рельсов двух вагонов на главном пути семеновской тяги. Выезжать он не стал, но приказал держать в курсе дел. Ночью его не тревожили, стало быть аварию ликвидировали, но надо проверить. Дежурный подтвердил – да сход устранен, главный путь уже открыт и, более того, скорый шестичасовой проследовал участок по графику… Свиридов сделал еще несколько звонков. Его беспокоил порт. И предчувствие не обмануло: не хватало рефрижераторов для отгрузки скоропортящейся продукции. Надо срочно собрать холодильные секции по отделениям, у кого сколько есть, и гнать в порт. Он знал психологию начальников отделений – главное, чтобы не болела голова за свои участки. Никакие просьбы портовиков их не проймут, а если прикажет начальник дороги, то… 2 Конечно, вагон, взятый из запасных под горячую руку, мог преподнести и не такую неприятность, как поломка генератора. А ведь вначале он вроде бы и работал. Главное, чтобы не подвел контроль нагрева букс, но ему хватало и той энергии, что гнали аккумуляторы. А что темновато – не беда. Наоборот, пассажиры раньше спать лягут, спокойней будет. Выпьют чаю и залягут, чего еще делать в полутьме. Елизар предлагал попросить электрика подключить электропитание от своего вагона. Но Магда отказалась. Ей и так видно, сколько соды подсыпать к заварке, чтобы цвет стал густым, насыщенным, словно она целую пачку чая вбухала. Елизар, к примеру, никогда не добавлял соды, чем вызывал нарекания Магды. Она утверждала, что с содой чай даже полезнее, неспроста врачи прописывают соду от изжоги. «Покажи хотя бы одну столовую, где брезгуют содой заправлять чай! – говорила Магда. – Недаром же соду называют чайной, подумай сам…» Поэтому Елизару, как правило, в рейсе не хватало заварки. Особенно на южном направлении, где пассажиры пили чай с особой истовостью, не жалея денег. И еще одно, к чему Елизар не мог привыкнуть за годы работы проводником, так это к вопросу о цене одного стакана чая. «Ну и болван же ты, – укоряла Магда, – все равно пассажир платит не меньше гривенника. А ты в смущение их вгоняешь четырьмя копейками. Всю коммерцию ломаешь своей принципиальностью. Сам подумай, кому помешает лишняя десятка за рейс!».
Дверь в прихожей скрипнула.
Придерживая плечом телефонную трубку, Свиридов обернулся. На пороге стояла Елизавета. Водяные разводы покрывали ее плащ.
– Алеша, дождь идет, такой дождь. А мочить некого, все спят, выходной.
Свиридов совершенно выпустил из виду – сегодня выходной, и шоферу было приказано подать машину на два часа позже обычного.
– Сейчас устроим пир! – крикнула Елизавета из прихожей. – У вас в городе отличные молочные продукты.
– Тише, Лиза, – Свиридов прикрыл трубку ладонью. – У меня серьезный разговор.
– Ты соткан из серьезных разговоров, Алеша, как ткань из ниток. – Елизавета подошла к столу и нажала рычаги телефона.
Свиридов онемел, представив, в каком шоке сейчас находится его собеседник – решил, что разговор прерван гневом начальника дороги.
– Я специально приехала к выходному, думала, хотя бы первый день проведем вместе. Работай, как все, Алеша. Я не только жена, я – врач и знаю, что говорю. И потом – это непрофессионально, Алеша. В нижнем белье, у телефона. Фу! Надень хотя бы фуражку с молоточками!
Елизавета сорвала с вешалки черную фуражку, вернулась к столу и нахлобучила ее на голову Свиридова.
– Генерал! На кого вы похожи?! Ха-ха… В трусах и фуражке! – Елизавета, не переставая хохотать, присела на тахту. – И трубка в руках… Ох, не могу!