Однако эта звонкая пощечина, полученная эсеровскими правителями от своих хозяев, была принята как должное.
И когда Колчак разогнал Комуч и объявил себя правителем, учредиловцы обратились с слезливой жалобой все к тем же иностранным хозяевам, надеясь вымолить прощение и получить помощь.
В царстве «демократии»
Эсеры, как известно, считали себя представителями «трудового крестьянства». Поэтому не безинтересно познакомиться с политикой Комуча в крестьянском вопросе.
Помещик своим классовым нутром определил настоящую цену программных заявлений Комуча и полез в свои бывшие имения, с помощью карательных отрядов того же Комуча восстанавливая свои «священные права».
Сбоим приказом № 124 от 22 июля Комуч фактически полностью восстановил права помещиков и кулаков на земельную собственность. В этом приказе говорилось: «Право снятия озимых посевов, произведенных в 1917 году на 1918 год как в трудовых, так и в нетрудовых хозяйствах, принадлежит тому, кто их произвел». Таким образом, несмотря на то, что земля являлась согласно программе эсеров «народным достоянием», помещики присвоили урожай с посевов, произведенных в 1917 году.
Получив формальную «зацепку», помещики еще энергичнее приступили к восстановлению своих прав. Корреспондент меньшевистской «Вечерней зари» в конце июля сообщал, что в селах Бузулукского уезда, особенно в тех, близ которых имеются большие помещичьи имения, настроение крестьян подавленное и запуганное, происходят жестокие расправы с лицами, взятыми под подозрение, и возвращение помещиков «внушает населению дурное предчувствие». Вернувшиеся в свои владения помещики разъезжают по деревням, снимают какие-то допросы, расставляют караулы по своим владениям, грозят казаками и т. д.
В селе Натальино, Бугурусланского уезда, офицер приказал крестьянину, убравшему хлеб с бывшей помещичьей земли, свезти его на гумно «законного владельца», т. е. помещика. За отказ подчиниться крестьянин был высечен.
Каково было истинное положение на местах, можно отчасти судить по свидетельству самих же учредиловцев. На совещании уездных организаторов агитационно-вербовочного отдела штаба «Народной армии», происходившего в Уфе в начале сентября, участники совещания нарисовали весьма мрачную картину.
Стерлитамакский уездный организатор, например, сообщил, что в деревнях «даже говорить о земле… и то невозможно, „не разрешается“, в виду чего земельный вопрос приходится тщательно обходить».
И это, разумеется, не только в одном Стерлитамакском уезде.
Несмотря на то, что Комуч официально запретил куплю-продажу земли, помещики с этим совершенно не считались. Не веря в прочность учредилки, помещики спешно распродавали имения. В частности в Самарском уезде одно из крупнейших имений было продано французским капиталистам.
Вполне понятно, что политика Комуча заставила бедняцко-середняцкую часть деревни сделать соответствующие выводы. В деревне началась жестокая борьба против эсеровской «демократии», выступавшей против бедняцко-середняцкой части крестьянства с нагайкой, пулеметом и даже артиллерией.
Поворот основной массы крестьянства в сторону советской власти отразился даже на настроениях самарского губернского крестьянского съезда, созванного эсерами в половине сентября. Съезд, несмотря на соответствующий подбор делегатов, занял линию, враждебную Комучу. Уже на первом своем заседании съезд провалил выставленную эсерами кандидатуру в председатели съезда. А когда стали голосовать внесенную Климушкиным резолюцию о поддержке Комуча, получился политический скандал: резолюция едва собрала половину голосов.
Чтобы переломить настроение съезда, туда был привезен только что приехавший в Самару Виктор Чернов, а в качестве его помощников — представитель чехо-словаков доктор Влассак и французский консул Жанно. После речей этих лиц резолюцию Климушкина поставили на вторичное голосование. Но и это второе голосование дало эсерам жалкие результаты: из 229 делегатов за резолюцию голосовало только 129, против 33, воздержалось 67.
Таковы итоги деятельности Комуча в крестьянском вопросе. Что же касается так называемого рабочего законодательства, то там деятельность Комуча началась в первую очередь с отмены всех декретов и распоряжений, изданных советской властью. Однако уже через месяц после прихода к власти Комуч вынужден был заявить, что декреты о приеме и увольнении рабочих и служащих, а также об охране и регулировании труда продолжают сохранять свою силу и «впредь до отмены или изменения их».