На улицах Самары в первый день шло поголовное истребление всех, кто имел какое-либо отношение к советской власти.
Позже убийства на улицах практиковались реже. Но из тюрем ежедневно арестованных уводили целыми группами и без всякого суда и следствия расстреливали.
Так начала свою деятельность самарская «демократия».
Кровавый пир контрреволюции
После поражения советских отрядов под Липягами группа красноармейцев в семь человек, отступая, зашла на кирпичный завод Кошелева, что невдалеке от станции Липяги.
Красноармейцы несколько дней бессменно находились на позиции, последний бой окончательно подорвал их силы. Не будучи в состоянии итти дальше, они решили спрятаться на кирпичном заводе.
Инженер и совладелец завода Кошелев предложил красноармейцам спрятать оружие в подвале, а самим укрыться в дымовых проходах гофманской печи завода.
Семеро товарищей после нескольких бессонных ночей и большого напряжения во время боя очень ослабли и решили остаться.
С приближением чехо-словаков красноармейцы залезли в дымовые проходы гофманской печи. А когда чехи пришли на завод, Кошелев закрыл все выходы печи и приказал затопить.
Шестеро из укрывшихся в трубах задохнулись от дыма. Только одному удалось по внутренним скобам трубы вылезти наверх. Но Кошелев взял винтовку и выстрелил в стоявшего на трубе красноармейца, который упал и разбился.
После занятия чехами Самары меня взяли с квартиры по доносу как агитатора против чехо-учредиловской власти. Вместе с другими арестованными меня отправили к чешскому коменданту на станцию Кряж.
К коменданту мы попали не сразу. Нас всех собрали и держали три дня на дворе под открытым небом. Наконец пришел комендант. Нас разделили на группы по национальности, и мы начали подходить по очереди к коменданту.
— Документы, — кричит комендант и приставляет ко лбу револьвер. Если нет документов, отмечали на голом теле, на лопатке, красными чернилами, а у кого были документы, — отмечали черными и ставили отдельно.
Опять нас оставили на дворе. Ночью пришли.
— Мадьяры, выходи. На родину отправлять будем.
Отвели недалеко в лощину. Послышались ружейные выстрелы… Потом вывели китайцев, за ними русских красноармейцев и всех других, кого назначили к «отправке на родину».
Утром и нам скомандовали: «Выходи». Думали мы, что тоже «отправят на родину», но нас повели в другую сторону, привели к вагонам и заперли в них. На другой день нас отправили в самарскую тюрьму.
К вечеру 6 августа судьба Казани была решена. Красные войска отступали, а в город со стороны Волги вступали чехо-словаки и батальоны Народной армии. Почти одновременно с комитетскими войсками на улицах Казани показались вооруженные группы каких-то молодых людей с белыми повязками на руках, которые носились по городу на грузовых автомобилях, врывались в дома, арестовывали подозреваемых в большевизме людей.
7 августа Казань была окончательно занята войсками Комуча. Перестрелка в городе стихла, внешне воцарилось спокойствие. Улицы сразу наполнились шумной толпой обывателей. Магазины открылись, рестораны заработали с удвоенной силой.
Одновременно начались расправы с большевиками. По городу ходили слухи, передававшиеся из уст в уста, об убитых, расстрелянных, растерзанных на части коммунистах. Говорили о сотнях, даже тысячах жертв.
В тот момент я не имел возможности проверить эти слухи, но самому мне пришлось быть свидетелем двух глубоко возмутительных сцен.
Днем 7 августа, идя по одной из казанских улиц, я заметил издали собравшуюся толпу. Подойдя ближе, я увидел такую картину: у забора стояли двое молодых парней, по внешности рабочие, страшно бледные, с кровавыми шрамами на лице. Против них стояли человек пять чешских солдат с поднятыми винтовками. Кругом контрреволюционная толпа шумела и улюлюкала по адресу рабочих. Какой-то толстый лавочник, ожесточенно размахивая руками, во всю глотку орал:
— Это большевики! Лупи их, лупи их в мою голову!..
Раздался залп, и оба рабочих, беспомощно взмахнув руками, упали на землю.
Несколько часов спустя, уже под вечер, пересекая центральную часть города, я был невольно увлечен людским потоком, стремительно несшимся в одном направлении. Оказалось, все бежали к какому-то большому двору, изнутри которого раздавались выстрелы. В щели забора можно было видеть, что делается во дворе. Там группами стоячи пленные: красноармейцы, рабочие, женщины, а против них чешские солдаты с поднятыми винтовками. Раздавались залпы, и пленные падали. На моих глазах были расстреляны две группы, человек по 15 в каждой.