Во время одной из контратак пятеро из наших красноармейцев пропали без вести. Нашей части временно пришлось отступить.
Прошло две недели. Мы снова на старых позициях. Снова наши разъезды снуют везде.
К вечер приезжает наша разведка. Вид мрачный и сосредоточенный.
— В чем дело? — спрашиваем.
— Своих нашли, тех, что пропали без вести. Вон их везут.
Смотрим и глазам своим не верим. Что это: неужели люди способны на подобное зверство?! На трупы страшно было смотреть.
Белогвардейцы подвергли пленников нечеловеческим пыткам, истязаниям и надругательствам. У всех были отрезаны носы, проколоты щеки, руки и ноги перебиты, на теле вырезаны куски мяса.
Нет слов, чтобы описать то возмущение, которое охватило нас при виде этих зверств белогвардейщины, прикрывавшейся знаменем Учредительного собрания.
Ясное солнечное утро. Шум и суета на улицах Бузулука… Кое-где слышна еще трескотня пулеметов. Но обыватели выползли уже из своих подвалов, забыв все предосторожности. Красных не видно: они отступают к вокзалу. Но всем направлениям бегут чехи, догоняя отставших, добивая раненых и грабя убитых. Кровавые расправы происходят на каждом шагу. Там и здесь валяются убитые, стонут раненые, ожидая последнего конца, и он настает быстро — от приклада винтовки чеха или шашки казака.
Особенно ярко вспоминаются две картинки. В подвал забежал отставший красногвардеец. Мы спрятали его в самый темный угол. Когда немного стихло, казаки, почувствовав себя хозяевами города, немедленно объявили о репрессиях за укрывательство красных. Наши старухи в подвале завопили. И жалко выдать человека и страшно за себя. Надели на товарища «вольную рубашку» и сказали: «Иди и спасайся». Но не судьба: пока шли приготовления, один из обитателей подвала незаметно вышел и позвал казака. Ну, а дальше… Дальше — известно, что мог сделать казак. Без суда, без допроса, ругаясь (как будто о жизни рабочего не стоило говорить), обезоруженного защитника города увели и расстреляли.
А вот и еще случай:
Из подвала я пошла домой на окраину города, на Полевую улицу. Подходя к дому, я заметила толпу, а в середине накрытый рогожей лежит разрубленный красногвардеец. Живой еще, чуть стонет. Начала расспрашивать. Та же история… Выдали… А казак решил, что с красным нечего церемониться. Сверкнула сталь, и посредине улицы упал разрубленный человек. Казак, гарцуя, поехал искать новых жертв.
— Я еще буду жить, — слышался бред умирающего, — только дайте мне воды… жарко очень.
Я побежала за водой, принесла кружку. Подошедший чех подозрительно спросил:
— Что делаете?
— Даю пить умирающему.
— Пить? Мы вот сейчас его напоим.
Одна секунда — не дал опомниться — послышался выстрел в упор, и по улице разлетелись кусочки мозга и черепа… И таких случаев не перечтешь.
Страшно вспомнить, как убивали обезоруженных защитников города, отставших от товарищей.
Их трупами были полны ямы за рекой Домашкой и вокруг Бузулука.
После отступления красных войск из-под Бузулука и из Сорочинского в селе была ликвидирована советская власть. 28 июня купечество и торгаши праздновали день освобождения от ненавистного им большевизма. Всюду слышались музыка, пение и звон рюмок. 29 июня кадетская организация Игнатова и эсеровская ячейка Калашникова созвали общее собрание «народа» и, проклиная большевиков, предложили волостному земству снова вступить в свои прежние права.
Помимо власти гражданской (волостное земство) местным офицерством под руководством сына михайловского попа Цветаева была создана военная власть, и Цветаев был назначен начальником гарнизона села Сорочинского.
Волостное земство и офицерство, представляющее гарнизон, прежде всего принялись за уничтожение остатков большевистской «заразы». Для этого всех оставшихся на милость новой власти членов волостного совета и подозреваемых в большевизме тотчас же арестовали. Для суда над ними создали следственную комиссию под председательством офицера Коль и членов: торговца скобяными товарами Столбикова и гробовщика Прасолова. Эта следственная и в то же время судебная власть во главе с начальником гарнизона, вечно пьяным поповским сынком Цветаевым, производила расправу над теми бедняками-крестьянами, которые волей всех граждан попали в волостной совет.
Более 20 человек сознательных, честных крестьян и рабочих были зверски казнены в лабазах по приговору казачьего полевого суда. Из убитых наиболее известны: демобилизованный солдат, первый организатор советов в Сорочинском — Черкассов, члены совета: Зверев Андрей и Зверев Григорий, комиссар дружины Ташков, Пантеровский Александр, Улеев, Байдин Григорий, Горшков, Колесов из села Грачевки и много других.