ПОЕЗД СМЕРТИ
Потрясающие документы
Несмотря на то, что учредиловские охранники с большим рвением занимались физическим истреблением большевиков и всех революционно настроенных людей, все же тюрьмы учредилки оставались переполненными и заключенных с каждым днем становилось все больше и больше.
Для того чтобы разгрузить тюрьмы и освободить там место для новых заключенных, учредилка начала отправлять арестованных в Сибирь.
Таких поездов было отправлено на восток несколько и все они вошли в историю под названием «поездов смерти». Название это привилось не случайно. Это были подлинные «поезда смерти», обитатели которых находились в таких условиях и подвергались таким издевательствам, о которых нельзя вспоминать без содрогания.
Особую известность приобрел поезд смерти, отправленный из Самары за день до бегства учредилки. В этом поезде было увезено около 3 тысяч человек, из них около половины погибло дорогой от голода, холода, эпидемии и от рук конвойных офицеров.
Воспоминания Э. С. Стефанского и дневник врача Л. Зальцман-Адельсон знакомят нас как раз с этим поездом, в котором они в качестве заключенных проехали весь путь от Самары до берегов Японского моря. Оба автора говорят об одном и том же поезде, их воспоминания, дополняя один другого, исключительно интересны и производят на читателя неизгладимое впечатление.
Автор воспоминаний т. Стефанский до чехо-учредиловщины короткое время работал в Иващенкове (теперь Чапаевск) под фамилией Данелюк. Он был секретарем партийного комитета, а потом председателем совета.
В момент оставления Самары советскими войсками он и еще один иващенковский работник — т. Антропов — по заданию губкома партии остались в Самаре для подпольной партийной работы.
Однако им не долго пришлось вести подпольную работу. Во второй половине июля они были арестованы охранкой, а при эвакуации Самары чехами были отправлены в Сибирь в поезде смерти.
Об этом же поезде говорится в отрывке из дневника одного из сотрудников американской миссии Красного креста, фамилию которого нам, к сожалению, установить не удалось.
Автор этого дневника, потрясенный ужасами поезда смерти, говорит, что виновником этих ужасов является «русская система», скрывая истинных виновников — белогвардейцев и иностранных интервентов. Он с гордостью рассказывает о тех «благодеяниях», которые американский Красный крест оказал заключенным. В дальнейшей части дневника, которую мы опустили, автор скорбит о том, что, по дошедшим до него слухам, союзники собираются удалиться из Сибири и «предоставят России самой заботиться о собственном спасении». «Если они это сделают, — восклицает автор, — не позаботясь о военнопленных… они не будут иметь права произнести таких слов, как гуманность и цивилизация!»
Таким образом автор видел в лице иностранных интервентов в Сибири, стремившиеся задушить Советскую республику, носителей «цивилизации», выполняющих в России высокую миссию культуры.
Нет нужды подчеркивать полное совпадение подобных заявлений с заявлениями самых ярых выразителей идеологии империалистских кругов Америки и Европы.
Автор не хочет понять, что истинным виновником всех этих ужасов, о которых он рассказывает, являются как раз союзники, при помощи которых возникла и самарская учредилка, а позже Колчак. Кстати, не лишне вспомнить, что глава американского Красного креста в Сибири доктор Теуслер и его ближайшее окружение являлись ярыми сторонниками Колчака.
Филантропическая же деятельность американского Красного креста в Сибири служила интересам тех же империалистов, ибо она способствовала затемнению сознания трудящихся масс.
Возможно, что автор дневника искренне ужаснулся, увидя кошмары поезда смерти, и делал все зависящее от него, чтобы облегчить участь заключенных. Но он не сделал надлежащих политических выводов из этих кошмаров ни в отношении союзников, ни в отношении их ставленников — учредилки и Колчака.
Мы печатаем этот дневник как свидетельство невероятных кошмаров в поездах смерти, кошмаров, о которых не смели умолчать даже фактические вдохновители учредилки и Колчака.
Воспоминания т. Батурина рисуют обстановку в уфимской тюрьме и рассказывают о другом поезде, который был отправлен вскоре после самарского поезда. В режиме, установленном в обоих поездах, нет никакой разницы. Поэтому дневник т. Зальцман и воспоминания тт. Стефанского, Батурина и Андронова, взаимно дополняя друг друга, восстанавливают картину «путешествия» заключенных в поездах смерти учредилки.