Я начал подготовляться к побегу. Прежде всего я воспользовался очередной переписью, произведенной нашим конвоем. Хотя за время после последней переписи в нашем вагоне умерло только двое товарищей, мы указали число заключенных еще на двоих меньше, чем было в действительности. Сам я перестал показываться у окна, чтобы конвой не замечал меня, и посвятил товарищей в свои планы.
В Чите наш поезд снова догнал улан. Их эшелон стоял всего через два пути от нашего. Мы остановились где-то на путях товарной станции. Мой знакомый улан разыскал меня и снова уговаривал бежать. Это было не так легко: именно в Чите конвой наш по приказанию офицеров и местного начальства строже следил за нами. Рядом с нашим вагоном находилась теплушка конвоя. Солдаты постоянно шатались возле нашего вагона, а часовой ни на минуту не уходил с поста.
На дворе свирепствовал лютый мороз, было до 30 градусов холода. Следовательно, я мог надеяться, что дождусь момента, когда солдат хоть на мгновение уйдет с поста, особенно вечером, когда станет еще холоднее. С нетерпением я ждал наступления темноты. Товарищей, за исключением Данилова и Степы, я не предупреждал, что именно сегодня намерен выполнить свой план. Этим двоим я отдал остатки денег. Все свои вещи я оставил, так как уже наученный опытом, я решил бежать без пальто, в одном костюме.
Когда наступил вечер, я прильнул к окну, терпеливо выжидая удобного момента. Был трескучий мороз, и потому люки были закрыты. Это затрудняло наблюдения. Был уже поздний вечер, а я все еще наблюдал. Так прошло несколько часов.
Вдруг поезд тронулся.
Нужно было либо весь план отложить надолго, до приезда в Иркутск, либо же бежать в пути, где-нибудь близ Читы, чтобы иметь возможность вернуться и отыскать улан или добраться по известному мне адресу. Чита — большой город, и здесь легче будет скрываться. Это соображение одержало перевес. Товарищи укладывались спать. В вагоне было темно: мы уже проехали освещенные здания и станционные железнодорожные пути. Прошло еще несколько минут. Больше ждать нельзя было.
Я стал прислушиваться, стоит ли на площадке нашего вагона конвоир. Тишина. Все заставляло предполагать, что из-за жестокого мороза конвой сидит у себя в теплушке. С этой стороны ситуация представлялась мне благоприятной. Теперь самое главное состояло в том, чтобы, выскакивая, не попасть под колеса. Открываю люк. Поезд идет не очень быстро. Вокруг — сугробы снега. Пожимаю руку Данилову и Степе и быстро высовываюсь из окошка.
Вися вниз головой, я опираюсь правой рукой о стенку, а левой держусь за люк. Затем я стараюсь вытянуть ноги из люка так, чтобы, отпустив левую руку и одновременно правой действуя как рычагом, оттолкнуться от стенки вагона в сторону от поезда, а ногами повернуться к земле Вся эта операция длилась несколько секунд. Мне это удалось. Правда, я не сумел вскочить на ноги и одним коленом зарылся в снег, но ничего, я спасен. Вагоны с грохотом неслись мимо, на расстоянии полуметра от меня. Я склонился к земле и притаился. Поезд промчался. Я вскочил и, не оглядываясь назад, бросился бежать по направлению к Чите. Колено разболелось, но я чувствовал себя хорошо и бегом несся по шпалам.
Я был в летней шапке, в летнем костюме, в американском свитере без воротника и в легких ботинках. Неудивительно, что вскоре я почувствовал мороз, который пронизывал меня до мозга костей. От бешеного ветра, дувшего в лицо, спирало дыхание. Через каждые десять-пятнадцать шагов мне приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Черев некоторое время я перестал уже ощущать холод, зато чувствовал, как у меня немеют щеки, уши, пальцы. Не знаю, как долго длился этот путь; прошло быть может полчаса или час, когда я увидел, наконец, станционные огни. Тут лишь мне пришло в голову, что труднейшая часть операции ждет меня впереди.
Как узнать адрес железнодорожной колонии? Как в таком виде подойти к кому-нибудь, не обратив на себя внимания? После короткого раздумья я все же решил разыскать улан.
Прошло еще несколько минут, пока я добрался до того места, где стоял наш поезд и где должен был поблизости находиться поезд улан. На путях было тихо. Стояло несколько поездов. Перелезаю под вагонами с одного пути на другой, но не могу найти эшелона улан. Адский мороз безжалостно сжимает все тело. Руки у меня, как обрубки дерева. Но некогда растирать их, я боюсь, что в любую минуту кто-нибудь может заметить и заинтересоваться мной. Минут 10–15 по меньшей мере я так шатался по путям.
Наконец встречаю какого-то человека. Я подхожу к нему и, стараясь произносить русские слова с возможно худшим ударением, спрашиваю, не знает ли он, где стоит эшелон польских улан. Пассажир недоуменно и подозрительно оглядывает меня, но объясняет, что поезд улан переведен на другой путь, в нескольких минутах ходьбы отсюда. Поблагодарив его, я несусь в указанном направлении.