Вечер. Едем дальше. Ночь светлая. Выпал снег. Проехав несколько времени, поезд остановился на дороге. Мы услыхали возню, потом залп. Несколько десятков товарищей были расстреляны. И поручик Озолин добивал их из револьвера.
18 октября. Омск. Вечер. Прибыли в Омск. Нет больше сил. Настроение отчаянное. Не хочется жить. Я не в состоянии больше переживать ужасные сцены расстрелов. Со вчерашнего дня кажется, что моя жизнь кончилась.
19 октября. По пути из Омска. Утро. Три дня голодали. Ночью разбудили обедать. В два часа ночи! У меня было такое чувство, как будто бы мне плюнули в лицо. Такое унижение, такое издевательство. Отвращение охватило меня, и я не могла есть. Мне хотелось, сломать, уничтожить все и всех, особенно себя. Сначала подали хлеб и щи, а через несколько часов, когда все уже улеглись спать, принесли кашу. Этот обед я никогда не забуду. Опричники как будто боялись, что мы получим удовольствие от обеда; но жизнь нашу они почему-то должны поддерживать, будят ночью обедать: на, давись…
Мы находимся по дороге в Николаевск. Едем довольно быстро. Куда?..
Наступила зима. Страшно холодно. Лежим на полу. Печки нет. Нет и нар. Многие из арестованных отдали свои вещи за кусок хлеба и теперь почти голые.
День. Поручик Кунак стрелял сегодня в вагон и ранил несколько человек.
20 октября. Новониколаевск. Велись переговоры об оставлении нас здесь. Но напрасно. Никто нас не принимает. Никому не нужны. Лишние на свете…
Кормили обедом. В первый раз сегодня выпустили из вагонов часть арестованных, которые разносили обед по вагонам. У них ужасный вид: исхудалые, обросшие, с всклокоченными волосами, грязные черные лица, оборванная одежда. Дрожь охватывает, глядя на них.
Ночь. Не спится. Читала газету. Ни одного слова правды… Сколько грязи они бросают на большевиков. По сведениям газеты, Самара занята белыми. Я не верю, однако меня это сильно тревожит. Железнодорожники в Сибири бастуют. Они выставили экономические и политические требования. Выйдет ли из этого что-нибудь?
Вечером вызвали «на допрос» трех женщин. Какая мерзость!.. Мы их отправили в сопровождении старшей вагона. Таким образом мерзавцы были вынуждены отправить их обратно в вагон. Нехватило нахальства оставить их у себя…
22 октября. Станция Тайга. Два дня не писала. Не было просто физической возможности. За эти два дня пережила много жуткого.
20-го весь конвой шатался пьяный. Целый день стреляли в вагоны. Несколько человек было убито, много ранено. Целый день мы жили в смертельном страхе. Не хочется умереть от пули пьяного негодяя.
Вчера, 21 октября, поезд долго стоял на середине дороги. Падал снег и поднялась метель. Мы сидели в вагоне, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Вдруг снимают пломбу и открывают дверь. Появился Колотухин, испуганный, возбужденный. Просит меня возможно скорее пойти в офицерский вагон: ранен офицер. Я подскочила от радости и пошла с ним.
В офицерском вагоне я увидела такую картину: человек шесть офицеров — все молодые, все пьяные и несколько денщиков, тоже пьяные. Посредине вагона сильно натопленная печка. Некоторые офицеры уже заснули пьяные, некоторые сидят с бутылками водки в руках. Раненый лежит на нарах, испуганный, бледный. Я осмотрела рану.
Весьма серьезная рана в животе. Пуля осталась там. Перевязав рану, я заявила, что на ближайшей станции нужно достать санитарный вагон и отправить раненого в Томск, на операцию.
Целый день мне пришлось пробыть в вагоне около раненого белогвардейца. Поезд остановился на первой станции, 80 верст от станции Тайга. Я пошла в сопровождении конвойного офицера в аптеку. Мой конвоир ушел, а я осталась в аптеке ждать лекарства… Это было вечером, очень темно, сильный мороз и метель, место совершенно незнакомое, и без копейки денег, без паспорта, без пальто. Все-таки я хотела бежать, не возвращаться в вагон.
Боролись два чувства: стремление избавиться от эшелона и сознание, что за меня пострадают другие, оставшиеся в вагоне. Второе победило — и я вернулась обратно.
До станции Тайга я проехала в санитарном вагоне. Я там великолепно отдохнула, помылась, сидела на скамейке и т. д.
Интересно, каким образом был ранен белогвардеец: офицер Иванов по ошибке (весьма полезная и счастливая ошибка) выстрелил в офицерский вагон вместо вагона арестованных (был, видимо, порядком пьян) и пуля попала Кунаку в живот.