Конвой поджал немножко хвост после этого случая. Стараются быть любезными с доктором. Постараюсь использовать этот случай. Прошу разрешения посещать товарищей.
На станции Тайга должны были произойти важные события. Железнодорожники собирались нас освободить. Конвой приготовился к нападению: выставил свои пулеметы и вооружился до зубов. Тогда рабочие потребовали, чтобы были поставлены печки и сделаны нары в вагонах. Иначе поезд не пропускают.
23 октября. Станция Тайга. Сегодня поставили печки, но не во всех вагонах. Обещают на следующей станции поставить в остальных.
Вечер. Мы едем дальше. Скоро уже Красноярск. Симпатии населения (рабочих и крестьян) очень велики к нам.
Они делают, что могут, чтобы облегчить наше положение Провизию несут со всех сторон. Очень часто конвоиры угощают их за это прикладами. Но они не останавливаются ни перед чем. Женщины-крестьянки обливаются слезами, видя, как мы сидим запертыми. Они плачут и причитают: «Миленькие, соколики несчастные». И мы сами начинаем себя жалеть.
На разъезде после станции Тайга, при попытке рабочих поднести провизию арестованным, по распоряжению дежурного офицера были произведены выстрелы, которыми ранено несколько рабочих.
24 октября. Красноярск. Сегодняшний день — один из удачных и вместе с тем самый тяжелый: много переживаний. После долгих переговоров с дежурным офицером Колотухиным я получила разрешение оказать медицинскую помощь больным и раненым товарищам. То, что я увидела в мужских вагонах, не поддается описанию. По 50–60 человек в вагоне, грязь ужасная, воздух удушливый. На нарах полно больных тифом и раненых пулями конвойных офицеров, стрелявших в вагоны. Лица грязные, осунувшиеся. Все полуголые и в лохмотьях. Они просят у меня помощи. Просят воды, тепла… Но что я могу сделать, кроме как перевязать их раны.
Режим стал несколько легче. Мне разрешили вместе с двумя женщинами из нашего вагона носить воду для мужчин. Целый день мы таскали воду, но запас невозможно сделать: у них нет посуды, за исключением маленьких банок из-под консервов, и то не у всех. Также допускают сегодня подавать провизию через окна вагонов.
26 октября. Иркутск. Говорят, что дальше нас не могут везти. Начальство поезда ушло в город вести переговоры с местной властью об оставлении нас здесь. Около нашего поезда стоит несколько поездов с «народоармейцами». Они очень сочувственно относятся к арестованным.
27 октября. Иркутск. Отношение к нам населения великолепное. Провизию носят со всех сторон. Приносят газеты, папиросы, деньги. Сочувствие окружающих вливает в меня струю жизни и энергии. Приносят передачи «для доктора» (для меня). Наш поезд переставляют с одной линии на другую, чтобы отбиться от посетителей, но это не помогает.
Нас поставили на станцию Иннокентьевское, близ Иркутска. Рядом стоит санитарный поезд с надписью учредилки… Но я узнаю его: это один из моих поездов на Оренбургском фронте. Из поезда стали указывать пальцами на меня (я стояла у окна), они меня узнали. Завхоз поезда подошел, чтобы поговорить со мной. На него набросились стоявшие три казака и чуть не застрелили. Бандиты были так возбуждены, что я думала, что действительно дело не обойдется без эксцессов.
28 октября. Иркутск. Мы опять на станции Иркутск. Сегодня была у больных товарищей, число их увеличилось. Различные тифы, дизентерия и т. п. Один фельдшер из народоармейского эшелона (самарец) передал мне перевязочный материал и медикаменты (до сих пор у меня ничего не было).
К счастью, начинают заболевать также и конвоиры. Это обстоятельство дает мне возможность чаще посещать больных товарищей, так как начальство вынуждено относиться ко мне лучше: пользуются моими услугами. Целый день носила воду в мужские вагоны, передала газету товарищам, кое с кем разговаривала. В связи с заболеванием конвойных я пользуюсь некоторой свободой. Но все остальные сидят попрежнему запертые и запломбированные. Все, что в моих силах, стараюсь делать для облегчения участи товарищей.
29 октября. Иркутск. Надежда на то, что нас оставят здесь, слабеет. Здесь оставляют только уголовных, а нас отсылают в Читу, в распоряжение бандита Семенова. По местным газетам я успела познакомиться с деятельностью этого разбойника. В женском вагоне стало свободно: уголовных женщин высадили и нас осталось 10 человек. Одно только меня беспокоит: офицеры стали слишком часто ходить к нам. Опять начинается «ухаживание».
31 октября. По пути из Иркутска. Вчера вечером выехали из Иркутска. Я собиралась смотреть Байкал. Женщины стали укладываться спать, а я пробралась потихоньку к окну, чтобы открыть его и смотреть. Вдруг поезд остановился. Слышен голос: «Это вагон красных сестер». Несколько ударов в дверь, снимается пломба, и в вагон входит начальник эшелона пьяный: «Я получил телеграмму, что в вагоне совершилось преступление, и остановил поезд. Все в вагоне?»