«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»
Дорога пошла совсем скучная и наш проводник вновь организовал глобальное лежбище в хвостовом тамбуре. А в Барнауле к нему вдруг подошёл какой-то железнодорожный начальник: «Так, мне сейчас доложили с поста безопасности, что у вас хвостовая дверь по дороге открыта?» Наш орёл немедленно проскочил внутрь вагона, и вскоре вынес обратно большой пакет с абрикосами. Ревизор, увидев фрукты, сразу же как-то подобрел, и очень по-дружески похлопал проводника по плечу, пожелав ему счастливого пути…
«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»
В Новосибирск въехали глубокой ночью. А дальше мне пришлось несладко: как раз со стороны моего выбитого окошка стали проноситься встречные поезда, в основном углевозы – утром слой чёрной сажи лежал в моём купе слоем сантиметра в три. Пока наш паровоз сбавил скоростёнку, споткнувшись об очередных рельсовых ремонтников, я прямо на ходу выхлопал в окошко все три одеяла, вытер всю грязь – тряпку пришлось промывать не один раз – но моя «комнатка» через каких-то полчаса опять засверкала почти первозданной чистотой.
«Не обижай, жених, не обижай девчонку-малолетку…»
В последнем, девятом, купе ехал молоденький парнишка и три таких же девчушки – «челноки» с товаром. Они везли в Красноярск посуду – всякие чашечки и пиалочки с капчагайского фарфорового завода. Увидев, что моё купе – «для курящих», паренёк стал всё чаще и чаще захаживать ко мне, а ближе к Ачинску даже принёс бутылочку водочки – подмигивающего «Распутина» по 0,7.
Когда наш поезд остановился на этой станции, на соседнем пути оказался встречный «Чита-Челябинск». В тамбуре вагона того поезда, вставшего как раз напротив нас, тоже не оказалось стекла. Там грустно так стоял и курил папироску мужичок, которому давно уже пора было бы включить «похмелятор». Увидев, как классно мы сидим, он так тяжело вздохнул, что я ему немедленно сказал: «Мужик, открывай дверь и иди сюда, мы тебе нальём!» Он минут пять мучился, пытаясь открыть дверь нерабочего тамбура, но так и не успел – наш поезд тронулся…
Седьмой троллейбус вёз меня через весь город на улицу Тельмана. У моих ног стояло пластмассовое ведро с абрикосами, которые подруга моей матери передала для своих родственников. Ведёрко после двух суток дороги стало издавать такой аромат, что народ в салоне смотрел на меня как-то уж очень недобро – купленное в Алматы за 330 рублей, здесь оно стоило уже 800. Я заселился в гостиницу, за ведром приехали через час, а потом я пошёл в душ. Из моей причёски потекла густо-чёрно-зелёная вода, и я подумал, что сейчас забьётся вся канализация этой девятиэтажки.
Мои знакомые барышни были в отпусках, и я откровенно скучал. За четыре дня отметил все три командировки, и купил себе на обратную дорогу три плацкартных билета – купейных, разумеется, не было. Собрав в дорогу всяких продуктов, я приехал на вокзал. Проводники обрадовались двум «пустым» билетам, но напрасно – вагон всю дорогу шёл полупустым. Но проводники, два родных брата, сразу же взяли меня в свою проводниковскую компанию, и общий дастархан мы всю дорогу накрывали в моём полукупе, где больше так никто и не сел.
От Красноярска мы отъехали, припИваючи! Старшего брата звали Ташкенбаем, младшего – Эриком. К нашей тёпленькой компании тут же прибились какие-то девчушки, ехавшие до Новосибирска, и нам было очень весело. А за Новосибирском небо покрылось тучами, но сквозь них временами проглядывало солнышко.
Едва отъехали от Черепаново, как одна из этих тучек вдруг резко заслонила собою полнеба, и на наш поезд обрушился совершенно жуткий град и ливень. Огромные, сантиметра в два-три, куски льда тут же забили проёмы между опущенными окнами и корпусом вагона так, что мы не смогли их закрыть. На полу через пару минут уже натекло воды по щиколотку! Вода лилась из вентиляции, со светильников – короче, абсолютно отовсюду. А машинист электровоза сорвал стоп-кран прямо посреди перегона, и стоял так все те десять или пятнадцать минут, пока нас поливало – видимо, опасался за свои лобовые стёкла…