Как только град кончился, он резко сдёрнул состав, и вся вода бурным потоком понеслась в хвост вагона, где стала вытекать через дырочку в полу туалетной кабины. Из своего купе вылез сонный Ташкенбай, взял швабру и, жутко матерясь, протёр все полы. В вагоне сразу же запахло весной. Через какой-то десяток километров, на перроне в Усть-Тальменской, было абсолютно сухо! Какой-то мужик, ждавший электричку, удивился, что наш поезд такой мокрый! Эрик, ещё тот приколист, тут же ему и выдал, что в Черепаново теперь все транзитные поезда обязательно загоняют на мойку! Мужик удивился ещё больше, а мы поехали дальше, умирая от хохота…
Наутро у моих проводников кончились брикетики для растопки титана. Электронагрев тоже не работал, и в Тансыке, пока наш поезд пропускал встречный, мы с Ташкенбаем пошли по насыпи в поисках деревяшек и кусков угля. Но первым делом наткнулись на огромного щитомордника, и на пару хотели его поймать, но не смогли. Зато рядом со змеёй оказался огромный осколок шпалы, и нам стоило немалых усилий затащить его в тамбур. Таке при помощи топора и ножа раздербанил шпалу на лучины, и вскоре все желавшие смогли набрать кипятку.
За всю дорогу от Аягуза до Уш-Тобе нам навстречу попалось всего два поезда: пассажирский 202-й Ташкент-Новосибирск и пригородный Уш-Тобе – Актогай. Новосибирский состав был ещё страшнее, чем наш, и это при том, что этот поезд был не летний и не дополнительный! Он ходил круглый год с той самой поры, когда был построен «Турксиб». Но потом, с 1993 года, новосибирское депо отказалось ездить к узбекам, и этот график забрала себе Алма-Ата II, пустив свой 202-й поезд до Новосибирска.
А пока мимо нас проехал состав вагонов непонятного цвета (уже не зелёного!) с мутными стёклами, треть из которых была выбита. В нашем «летнем» поезде вагоны, прямо скажем, тоже не отличались новизной, но были чистыми, зелёненькими и с помытыми окошками.
Шедшая следом за ним актогайская «электричка» представляла собой двухсекционный тепловоз, к которому прицепили один-единственный плацкартный вагончик, который «трамвайщики» забили так, что тамбурные двери уже не закрывались. В былые времена по этой дороге ходило столько грузовых составов, что они с трудом успевали пропускать друг друга на разъездах! После развала СССР их не стало ни одного…
Начало темнеть, когда мы заехали в Коскудук, и Ташкенбай, который здесь родился, стал показывать мне, где у них тут были субботники и пионерские линейки. Взяли несколько бутылок пива, и эта же бабка-торговка долго пыталась уговорить нас купить у неё последнюю бутылку водки за 180 рублей, но мы ответили, что не пьём. Она сильно расстроилась и, сказав: «Все вы, б…, за свой счёт не пьёте!», побрела по перрону домой. Ещё через полтора часа пути, в Жетыгене, жили родители моих братьев-проводничков, и там на перроне их уже встречала целая делегация. За время короткой стоянки они успели вытащить пустые пластмассовые ящики из-под фруктов и несколько мешков красноярской картошки.
Как-то через полгода, уже зимой, я вдруг встретил Ташкенбая на Алма-Ате II. Повозив всё лето фрукты и картошку, он сумел-таки купить себе двухкомнатную квартирку в старом доме у ВДНХ и подержанный «Жигуль». И я пожелал ему снова попасть летом на 358-й…
Конец