лредрассветньт ожидапием (Aнfe lиceт:
CyТepкн, .cyТepки вешние, Хладнью волнь! у ног, Б сердце-надеждь! нездешние, Божны бегут на нecoк.
ОтзвуРи, песня далекня, Но различить-не могу. Плачет душа одиноРая Там. на другом берегу...,
Первое видение романтически любви - образ нездешней Возлюбленной. Любимая является поэту в неземном, таинственном озарении; она - "ПреРрасная Дама", "ЦаревнаНевеста", "ЗаРатная, Таинственная Дева", "Бладьчица Вселенной", "Величавая вечная Жена". Поэт назьвает ее (всега с большой 6yкBы- Лучезарной, Ясной, Светлой, Злaтoкyдрой. Недостижимой, Святой. Он-pыцарь-певец, силоненньт в смиренном ожидании перед образом Мадоннь, хранящий "завет служенья Непостижной":
Бегут невернью дневпью тени. Bыcoк и внятен РолоИольньй зов. Озаре.нь церковньке ступени, Их кaТeнь жйв-и Ясдет твоих шагов.
Тыздесь пройдешь, холодмьш камень тронешь,
Одетьт страшной святостью веРов,
И может 6ыть, цветок ( весмы уронишь
Здесь в этой мгле, у строгих образов...
Б юношеских стихах 5Aoк-YчeHнк Бл. Соловьева, поэт вечножепственного, религиозного начала любви. "Стихи о Прекрасной Даме" полны таинственного ожидания явления ВечноЖенственного, иисхождения божественной любви. ЭсхатологичссРие чаяния, определившие собой возрождение мистичесРого чувства в pyccкoй поэзии начала нового acкa (напр. у жндрея Белого, ТepeAкoacкoro и др. принимают здссь вид взволнованного предчувствия кaкoro то нового и rAy6oкo личного отРровения Вожественного в любви:
Все видснья тaк мгновенпь!
Буду ль верить им?
Но Бладычицей вселенной,
красотой неизреченной
Я, случайный, бедньт, тленный,
Может бьть, любим.
AHcтHчecкHe предчувствия .явления Божественного в любви ("теофании" сближают BAoкa не тoAькo с лирики &л, Соловьева, но через Соловьева, а, может 6ыть, и непосредственно-с "Гимнами к Ночи" HCТeикoro ромаитиРа Новалиса и "Новой Жизнью" Данте. Но рядом с верой в реальность божественного видения, уже в стихотворении, откptиBaBтeТ первьй c6opHик, в стихах современного поэта звучат слова сомнения и страха, не кaк признав неверия, но кaк вьфажение человечески слабости, бессилия перед чудеспьм даром, и намечается возможность измень предвечной Возлюбленной и весь дальнейший путь развития поэта.
Предчувствую Тебя. Цода проходят
.мимо- Все в облике одном предчувствую
Тебя.
Бесь горизонт в огне, и ясен нестерпимо, И молча жду,-тоскуя и любя.
Бесь горизонт в огне, и близко по
явленье, Но страшно мне: изменишь облик
Ты, И дерзкое возбудишь подозренье, Сменив в конце привиычные черты. О, как паду-и горестно и низко,, Не одолев смертельныя мечты! как ясен горизонт! И лучезарность
. близко. Но страшно мне: изменишь облик
Ты.
"Нечаянная радбсть", второй сборник стихов (вошел впоследствии в состав II книги, развивается под знаком этой двойственности. Поэт находится на "распутьи". Образ небесной Возлюбленной отодвинулся в прошлое, покрылся туманом. Из мира таинственных предчувствий и видений поэт вступает в земную жизнь. Б его стихах появляются мотивы "современности"-ночной город, залитый электрическим светом, шум ночных ресторанов и лица земных женщин. Отблесков неземного видения он ищет в этой жизни, смутно прозревая в ней иную, более реальную действительность:
Б ьабвках, в переулках, в извивах, Б электрическом сне наяву Я искал бесконечно красивых, И бессмертно влюбленных в молву...
Случайная встречная на улицах ночного города превращается в таинственную Незнакомку, в чертах которой поэт прозревает свою единственную возлюбленную
...И каждый вечер в час назначенный,
(Иль это только снится мне?
Девичий стан, шелками схваченный,
Б туманном движется окне.
И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна,
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука...
На этой ступени развития романтического сознания появляется впервые та двойственность в восприятии жизни, которая нашла себе наиболее законченное выражение в лирической драме "Незнакомка" (ср. приведенный выше пример. Теперь каждое стихотворение Блока развивается в двух различных планах: первый план-бытовой, реальный, "действительность", второй план- сверхреальный, в котором происходят душевные события, единственно для поэта важные и интересные. Так, памятное всем стихотворение "В ресторане"* рассказывает о случайной и с житейской точки зрения незначительной встрече поэт видит в загородном ресторане незнакомую женщину, посылает ей розу, встречает дерзким взором ее негодующий взор и т. д.; но вот, внезапно, незначительное происшествие получает углубление в иную действительность, когда за чертами незнакомой женщины поэту показывается видение единственной Возлюбленной, когда то пригрезившейся его душе, образ таинственной Незнакомки:
...Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка...
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка...
Вот почему рассказ о "ресторанной встрече" начинается взволнованными словами, эмфатически подчеркивающими ее исключительную значительность:
"Ни когда не забуду (он был, или не был, этот вечер...".
Вот почему обращение поэта к неизвестной выделено романтически торжественным зачином:
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, Аи...
* Ср. более подробно в статье того же автора, "Два направления современной поэзии" ("Жизнь Искусства", № 339-40.
Романтическое "двоемирие", знакомое нам по сказочным новеллам Гофмана. имеет свои художественные законы. С высоты мистического воодушевления земная действительность кажется поэту иллюзорной, нереальной: романтическая ирония искажает эту действительность в безобразный гротеск. Так, - в описании дачной местности под Петербургом, которым открывается баллада о "Незнакомке" или трактира и литературного салона в лирической драме того же названия:
...Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач...
...Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск...
С другой стороны, с точки зрения бытовой повседневности, само мистическое прозрение поэта подвержено сомнению, и видение Незнакомки является только поэтической иллюзией, игрой воображения, может быть-сонной грезой (ср. такие выражения, характерные для колебаний чувства реальности: "Иль это только снится мне?" "Ты прошла, словно сон мой, легка...", "он был, или не был, этот вечер..." и т. п. Сам поэт наполовину поддается искушению посмотреть на свои видения, как на сонную грезу или пьяный бред:
Из хрустального тумана,
Из невиданного сна,
Чей то образ, чей то странный...
(В кабинете ресторана
За бутылкою вина)...
Баллада о "Незнакомке" и лирическая драма того же названия окружают чудесное видение единственной возлюбленной обстановкой ночного кабака и мотивируют его постепенно надвигающимся на поэта опьянением:
...И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен...
Как в рассказах Гофмана и Эдгара По, черты небесной Возлюбленной сквозят из нарастающего опьянения поэта, которое разрушает обычные грани дневного сознания:
...И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие, бездонные