Выбрать главу

Именно эта эстетическая мысль Парни навлекла на его голову наиболее многочисленные осуждения и проклятия.

6

Появление "Войны богов" вызвало в европейской литературе бурную реакцию. О поэме сочувственно и даже восторженно писали единомышленники Парни - Женгенэ, Тиссо и другие поздние энциклопедисты. Некоторые из таких отзывов (например, Гара) приводились выше. Однако интереснее мнения идейных противников - они убедительнее, чем похвалы друзей, говорят о значении поэмы. Остановимся на двух писателях начала XIX века - немце Августе Вильгельме Шлегеле и французе Шатобриане. Оба они - крупнейшие деятели зарождающегося романтизма.

Август Вильгельм Шлегель (1767-1845) опубликовал в журнале "Атенеум", который он издавал в Берлине с 1798 года, статью о "Войне богов" (1800). Чтобы понять позицию Шлегеля, нужно вспомнить некоторые теоретические посылки его учения. По Шлегелю, романтизм связан с христианством, открывшим "созерцание бесконечного", которое "уничтожило конечное". Современная, романтическая поэзия - искусство меланхолии, томления, в противоположность радостной поэзии Древней Греции. Средние века - время веры, рыцарства, любви и чести. Шлегелю чужда литература античности, являющаяся "просветленной и облагороженной чувственностью". Понятно, что творчество французских просветителей ему еще более чуждо. О "Женитьбе Фигаро" Бомарше, например, он говорил в "Чтениях о драматическом искусстве и литературе" (1807), что эта комедия отличается "нравственной распущенностью, но и в эстетическом аспекте должна быть подвергнута порицанию за множество диковинных уродств". {Н. И. Балашов. Август Вильгельм Шлегель. В кн.: История немецкой литературы, т. 2. Изд. "Наука", М. 1966, стр. 120-122.}

Понятно, как мог отнестись к поэме Парни Шлегель, видевший в христианстве источник поэзии. Его статья начинается с рассказа о двусмысленном успехе поэмы Парни во Франции и о том, что в Германии на нее тотчас наложили запрет - даже книготорговцам запретили ее продавать. И Шлегель спрашивает: "В самом ли деле перед нами столь могучий титан и богоборец - или он кажется великаном лишь на фоне окружающего его всеобщего ничтожества?". {August Wilhelm von Schlegels samtliche Werke, Bd. 12. Leipzig, 1847. S. 94. - В дальнейшем страницы указываются в тексте после цитаты.} Шлегель видит в самой теме залог высокой поэзии: разрушение старой мифологии, полное разделение старого и нового мира - величайшее событие в истории человечества. Поэзия не решалась взяться за эту тему - слишком трудно подняться выше обеих великих религий, античной и христианской. Впрочем, эта тема могла бы стать и предметом комического эпоса, - ведь "комический поэт обладает привилегией пренебрегать законами реальности и заменять их шутливым произволом" (95). План, положенный Парни в основу поэмы, "создан разумно" (mit Verstand angelegt) и выгодно отличается от "Орлеанской девственницы", автор которой мечется между Ариосто и ироикомическим эпосом, постоянно ударяясь в тяжеловесные отступления. В отличие от Вольтеровой поэмы, "Война богов" "высечена из одного куска" (96). Вот и все, что Шлегель видит положительного у Парни. Он упрекает его и в отсутствии истинного действия, и в чрезмерной аллегоричности, и в недостаточной смелости ("Еретик в религии мог бы отважиться и на ересь в поэзии", 98), и в недостоверности диалогов (постоянно нарушается тон и характер персонажей), и в отсутствии юмора. Шлегель видит у Парни "угрюмый догматизм" (99) и "серьезное богохульство": "горькая серьезность лежит в основе поэмы, автор ее обрушивается на католицизм л христианство с открытой ненавистью" (100). Все это не главное для Шлегеля. А главное вот что: Парни утверждает, что христианство - антипоэтично. Но ведь оно призывает лишь к убиению плоти, тогда как просветительство выступает за убиение воображения; просветители исполнены вражды к мистике, они "обрубают корни у мистического древа" (102). Шлегель кончает свою статью следующими словами: "Если Парни хотел создать серию обольстительных будуарных картинок, то он полностью достиг цели... Несмотря на титаническое название, поэма Парни всего лишь миниатюра... Парни, пожалуй, вполне сделал все то, чего можно было ожидать от француза нынешней эпохи" (105-106).

Шлегель отвергает художественную ценность не только "Войны богов", но и вообще всякого сочинения, отрицающего мистику, в особенности - мистику христианскую. Спор идет о том, что благоприятнее для искусства - разум или вера. Решая этот вопрос, Парни (а вместе с ним Вольтер, Бомарше, Дидро, все Просвещение и весь классицизм) и Шлегель оказываются антиподами.

Шатобриан специально о "Войне богов" ничего не написал. Известно, однако, что книгу "Гений христианства" (1802) он создал отчасти из желания опровергнуть идеи Парни. В самом деле, каждая страница этого сочинения кажется направленной против "Войны богов" - недаром оно первоначально должно было называться "О поэтических и нравственных красотах христианской религии и о ее превосходстве над всеми другими культами на земле" ("Des beautes poetiques et morales de la religion chretienne et de sa superiorite sur tous les autres cultes de la terre"). Так формулировал свой замысел Шатобриан в письме к Фонтану 25 октября 1799 года - через полгода после выхода в свет "Войны богов". Фонтан и написал о "Гении христианства" первую статью, извещая публику о появлении этой книги и отмечая ее своевременность - она вышла в то самое время, как первый консул восстановил католический культ во Франции заключив Конкордат с Ватиканом. Шатобриан казался столь же актуален, сколь Парни - архаичен. Он демонстрировал эстетическую и нравственную привлекательность христианства (т. е. католицизма) и отсюда делал вывод о его истинности. Шатобриан рассмотрел одну за другой все проблемы, которых касался Парни, и дал им противоположное толкование. В первой части его книги есть даже почти комическая глава, названная "Анализ девственности в поэтическом Отношении". Здесь говорится о целомудрии Дианы, Минервы, девы Марии; о девственности пчел, улей которых более всего подобен женскому монастырю; о старцах, которым девственность сообщает черты божественности. Части II и III посвящены отношению христианства к искусствам и литературе. В противоположность Парни Шатобриан утверждает, что подлинная поэзия чужда античному и свойственна только христианскому мироощущению.

"Встающее солнце и заходящее солнце, ночь и светило, одушевляющее ее, не могли сообщить грекам и римлянам тех чувств, которые все это возбуждает в нашей душе. Им виделись розовоперстая Аврора, Оры, которые запрягают или распрягают колесницу бога света. Вместо тех лучей света, которые каждое утро напоминают нам о чуде творения, древние видели повсюду лишь однообразное действие оперной машины" (часть II, кн. IV, гл. 1). Языческие боги древности отличаются чрезмерной, чуть ли не смешной определенностью; когда они исчезли, то пустыни и леса наполнились присутствием вездесущего, незримого и бесконечного бога.

Шатобриан был не одинок: почти одновременно с "Гением христианства" появилась книга Пьера-Симона Баланша "О чувстве и его отношениях к литературе и искусствам" ("Du sentiment consideie dans ses rapports avec la litterature et les arts", 1801). в которой католичество рассматривается как самая поэтичная религия, как источник всех возвышенных чувств и мыслей. Неокатолицизм начала XIX века укреплялся, ширился, рос, просветительские идеи Парни казались анахронизмом.

Но Парни не делал уступок. Он оставался верен "партии философов" и самому себе. По не вполне определенным сведениям, Директория купила у него рукопись его "Христианиды" и уничтожила поэму. Но Парни продолжал ее писать - несмотря на Конкордат, на грандиозный успех Шатобриана, на гнев императора. Тиссо в уже не раз цитированной статье приводит две фразы Парни, которые автор "Войны богов" любил повторять и которые отлично характеризуют позицию последнего из просветителей XVIII века, не поступившегося ни одним из своих убеждений и до конца жизни сохранившего преданность идеям Вольтера и революции. Первая из этих фраз гласит: "Будем просвещать народы, мы сделаем их лучше и счастливее; им выгодно стремиться к добру". И вторая: "Писатель должен всегда быть впереди своего века".

Парни оказался прав. Многие из его современников думали, что он отстал от времени, что он и его единомышленники уступили место Шатобриану. На самом же деле именно он, Парни, и был впереди века.