За Россию, за непобедимый народ,
За народную непобедимую армию,
За красноармейцев и партизан,
За наших собратьев по оружию,
За великий народ, что остановил
Огромную машину, пожиравшую нации,
Остановил, и порвал ее передачу,
И отбросил назад, и борется с ней
Пламенем, сталью и кровью,
Великан непоколебимого мужества!
Через моря, через растерзанные страны
Мы шлем салют и говорим: «Мы с вами!»
А в Хартфорде, Гаре, Питтсбурге, Детройте
Заводы прокатывают сталь,
И суда соскакивают со стапелей,
Из цехов вылетают аэропланы,
Это трудный шаг объединенных наций,
Борьба будет долгой и тяжелой,
Но принесет урожай, как наши равнины,
И победа, как рассвет, неизбежна!
КАРЛ ШАПИРО
© Перевод В. Британишский
ПОД КУПОЛОМ ВОСКРЕСЕНЬЯ
Рисуя резко, как фламандский мастер,
Лида людей, как бы покрытых лаком
Или увиденных вдали сквозь линзу,
Воскресный полдень сквозь кристальный воздух
Вдоль улицы глядит
И отражает у меня в глазу
Ряды жилищ и жизней:
Окно в окно, дверь в дверь одни и те же,
Лицо в лицо одни и те же,
В их грубой зримости одни и те же;
Как если б жизнь из одного жилища
Застыла и ее изображенье
В двух зеркалах, друг к другу обращенных,
Все время повторялось,
Как будто здесь, в сверхскоростном глазу,
Взгляд размножает фотоотпечатки.
Я вижу длинные автомобили,
Из них, из теплых и стеклянных гнезд,
Порхнут на тротуар, сверкая шелком,
Крепкие ноги наших женщин.
Все наши женщины — одна, все — в черном.
Накрашенный кармином рот
И щечки нежные принадлежат
Мужчине в черном,
Который щеголяет рядом с нею.
К самим себе они идут с визитом:
Весь день скользя от двери к двери,
Ткут свой бессмысленный узор,
Самих себя,
Скользнув холодным взглядом, отражают.
Из комнаты, что разогрелась за день,
Весь день смотрю в окно и жду ее,
Жду, как подсматривающий, ее,
Ее, ту, что затмит всех этих женщин;
Весь день мой взгляд фиксирует привычно
Ряды жилищ и жизней.
Но не случится ничего; не ляжет
Косая тень на плиты тротуара:
Не явится слепая негритянка,
Не выползут из темных нор изгои,
Не выронит бомбардировщик бомбу,
Чтоб вдребезги разбить шары и призмы,
Всю парфюмерию, все зеркала,
Все яркие, в мильярд свечей, витрины,
Не угодит прямое попаданье
И не воткнет дрожащую иглу
В глаз, прямо в глаз узревшему ее,
Ошеломленному ее сияньем.
ГОЛЛИВУД
Вдали от всяких войн, неповторимый,
Как некогда Багдад или Афины,
Город лежит между хребтом и морем.
Воздух сухой и чистый, день сияет,
Будто на глянцевой цветной открытке:
Виллы и виды. Ночь — реклама
Любви и музыки и звездных сфер.
Сердце Америки. Сердца здесь льнут
Друг к другу на бульварах, там, где пальмы
Растут в горшках, и дальше, на дорогах,
Где выращены сказочные замки,
Как пышные метафоры из камня,
И на площадках киносъемок,
Где воскресают бредни старины.
Алиса или Золушка — реальны.
Турист, уставший от иллюзий, может
Здесь отдохнуть. Все ново, нет руин;
Почтенье к прошлому здесь не взимают,
Как пошлину; традиции не чтут.
Эксцентрика — вот здешний бизнес.
И две индустрии: любовь и смех.
Успех — еще одна. Здесь богатеют
Телохранитель, прихлебатель, техник,
Здесь знахарь строит грандиозный офис,
Дебил и гений пожинают лавры,
Для мистика здесь — золотое дно;
Здесь сверх и супер повседневны,
А красота — расхожий ширпотреб.
Так что это за город? И откуда?
Блажь юной нации, еще растущей?
Укромный уголок для тайных оргий?
Чужой, как шахские гаремы? Наш,
Как дым Чикаго и разврат Атланты?
Так что же? Молодость порочна,
Как стиль ее домов и модных фраз?