Верую — мама и брат и отец
Все еще там, в Веселых Двадцатых…
Ты говорила, Девяностые веселее?
Верно, — для юношей, которые спрашивают:
«Вы про Вторую или Первую мировую?» —
Потому что множество лет спустя
Любые Прошлые Годы — веселые.
Ну вот, а я, затерявшийся между Первой
И Второй мировыми, недавно услышал:
«Эй, Дед Мороз!»
Как трудно уверовать,
Что ты для мальчишек дедушка — «Дед»…
Я махнул им рукой и, посмотрев на нее,
Увидел темные, ломкие ногти —
Как у тети в старости…
А где же моя
Худая, с обкусанными ногтями рука?
Да вот же она! Мне привиделся на мгновение
Мальчишка в шортах. Я протянул ему руку,
Но ничего не почувствовал — мальчишка исчез.
И все же он воскресил искрящийся мир,
Затерянный на старых газетных страницах
Среди полустертых «Потерь и Находок»:
ПОТЕРЯНО — НИЧТО. ЗАБЛУДИЛСЯ —
НИГДЕ.
НАГРАДЫ НЕ БУДЕТ.
Я с волнением вспоминаю
Ничто, за которое не будет награды.
КОНЬКОБЕЖЦЫ
© Перевод Ю. Мориц
Я, встав средь стад своих,
Молчал, как посох мой.
Брал конькобежцев рой
Подъемы льдов морских.
Я долго шел, как свет,
Пока по их следам
Не вышел на толпу,
Дышавшую с трудом.
Я плыл сквозь строй, как луч
В родных полях сквозь рожь.
Их страсть сплела, тела
Сковала спешки дрожь.
На север, в мир ночей
По льдинам нас несло;
Сверкало пестрых глаз
Мильонное число.
Ко мне из бездны звезд
Тень образа всплыла —
Упорство, прочность, власть
Искристого стекла.
Как долго мы питали страсть!
В каких объятьях длили путь!
В зеркальном ледяном шатре —
Великолепно нежность пить!
Но волею мужской
Я приказал: «Вот здесь!
Мы спасемся от вечного льда,
От ночей, поглощающих высь».
Ослепительным полчищем, ревом
Льдов, блиставших во мраке суровом,
В прах развеялись наши победы,
С вихрем рухнули в черную клеть,
В бездну, где оглушенная плоть
Позабыла о замысле уст.
Конькобежцы мерцали, как чайки,
Долго длился их медленный спуск.