Выбрать главу
III
На ферме, во дворе, пред старым домом, у забора,             беленного известью, Выросла высокая сирень с сердцевидными ярко-зелеными             листьями, С мириадами нежных цветков, с сильным запахом,             который мне люб, И каждый листок есть чудо; и от этого куста во дворе, С цветками такой нежной окраски, с сердцевидными             ярко-зелеными листьями, Я ветку, всю в цвету, отломил.
IV
Вдали, на пустынном болоте, Притаилась пугливая птица и поет-распевает песню. Дрозд одинокий, Отшельник, в стороне от людских поселений, Поет песню, один-одинешенек, — Песню кровоточащего горла, Песню жизни, куда изливается смерть (ибо хорошо,             милый брат, я знаю, Что, если бы тебе не дано было петь, ты, наверное,             умер бы).
V
По широкой груди весны, над страною, среди городов, Между изгородей, сквозь вековые чащи, где недавно             из-под земли пробивались фиалки — крапинки на             серой прошлогодней листве, Проходя по тропинкам, где справа и слева полевая трава,             проходя бесконечной травой, Мимо желтых стеблей пшеницы, воскресшей из-под
            савана в темно-бурых полях, Мимо садов, мимо яблонь, что в розовом и в белом цвету, Неся мертвое тело туда, где оно ляжет в могилу, День и ночь путешествует гроб.
VI
Гроб проходит по тропинкам и улицам, Через день, через ночь в большой туче, от которой             чернеет земля, В великолепии полуразвернутых флагов, среди             укутанных в черный креп городов, Среди штатов, что стоят, словно женщины, облаченные             в траур; И длинные процессии вьются за ним, и горят светильники             ночи, Несчетные факелы среди молчаливого моря лиц             и обнаженных голов, И ждет его каждый поселок, и гроб прибывает туда,             и всюду угрюмые лица, И панихиды всю ночь напролет, и несется тысячеголосое             могучее пение, И плачущие голоса панихид льются дождем вокруг гроба, И тускло освещенные церкви, и содрогающиеся от горя             орга́ны, — так совершаешь ты путь С неумолчным перезвоном колоколов погребальных, И здесь, где ты так неспешно проходишь, о гроб, Я даю тебе ветку сирени.
VII
(Не только тебе, не тебе одному, — Цветы и зеленые ветки я всем приношу гробам, Ибо свежую, как утро, хотел бы пропеть я песню тебе,             о светлая и священная смерть!
Всю тебя букетами роз, О смерть, всю тебя покрываю я розами и ранними             лилиями, Но больше всего сиренью, которая цветет раньше всех, Я полной охапкой несу их тебе, чтобы высыпать их             на тебя, — На тебя и на все твои гробы, о смерть.)
VIII
О плывущая в западном небе звезда, Теперь я знаю, что таилось в тебе, когда месяц назад Я шел сквозь молчаливую прозрачную ночь. Когда я видел, что ты хочешь мне что-то сказать, ночь             за ночью склоняясь ко мне, Все ниже поникла с небес, как бы спускаясь ко мне             (а все прочие звезды глядели на нас), Когда торжественной ночью мы блуждали с тобою             (ибо что-то не давало мне спать), Когда ночь приближалась к рассвету и я глядел             на край неба, на запад, и увидел, что вся ты в истоме тоски, Когда прохладною прозрачною ночью я стоял на взгорье,             обвеваемый бризом, И смотрел, где прошла ты и куда ты ушла в ночной             черноте, Когда моя душа, вся в тревоге, в обиде, покатилась             вслед за тобою, за печальной звездой, Что канула в ночь и пропала.