— Вот, — говорит его милость и протягивает книгу Лопе, — это тебе в награду, ты вел себя храбро, мой мальчик. А читать ты уже умеешь?
— Пока еще не очень хорошо, — отвечает за него отец, — это… он ведь не от меня, ваша милость… но он еще… или я ему… я ему сам буду читать.
— Вот и ладно, — говорит господин.
— А что надо говорить, когда тебе что-нибудь дарят? — спрашивает отец.
— Вот и ладно, — говорит Лопе его милости и прячет книгу себе под куртку.
— Разве ты не знаешь, что когда чего-нибудь получаешь, надо говорить «спасибо»?.. Получишь в подареньице… в подарок? — спрашивает отец, когда они уже спускаются по лестнице и Леопольд не может больше их слышать. Оказывается, Лопе этого не знает.
Они снова приходят в свою кухню, к матери. Отец начинает раскачиваться еще сильней.
— Чиста-ата и па-арядок на бойне, — бормочет он. — И тут Лопе понимает, что нынче воскресенье.
Мать с покрасневшими глазами стоит у плиты. Лопе робко показывает ей полученную книгу.
— Ну и дымина сегодня на кухне, — говорит мать и вытирает лицо.
— Где ты видишь дымину? — кряхтит отец. Потом он заводит песню: «По Гамбургу все я гуляю, одетая в бархат и шелк…»
— Перестань выть. — Мать отодвигает в сторону качающегося отца. — Сними лучше воскресный костюм.
И тут Лопе понимает, что мать до их прихода плакала.
— Мама, а его милость сказал: «Я тебе верю», — и дал мне вот эту книгу.
Лопе вдруг хочется обнять ее, как он это иногда делал раньше. Мать снова проводит фартуком по лицу и вдруг зажимает голову Лопе между своими мясистыми ладонями. Она пристально смотрит в его лицо, все еще не совсем чистое. Обычно суровый взгляд матери смягчается, и в глазах сверкают слезы.
— Ну ступай, а то у меня обед подгорит. Забота мне с тобой.
Между тем отец взялся за книгу и листает ее, словно тасует карты.
— …Да, да, все как следовает быть и очень распрекрасно, но по мне бы лучше десять марок наличными. Ты как думаешь, Матильда, правда бы десять марок лучше… а это… а этому красная цена пять марок.
Лопе вырывается у матери из рук и отбирает у отца книгу. И снова прячет ее под куртку. Отец слегка покачивается. Он не согласен, он желает протестовать. Потом, вдруг вытаращив глаза, он лепечет заплетающимся языком:
— …но ты… н-но ты ее храни так зи… как з-зи…
Еще некоторое время он держится на ногах и утирает висящую на кончике носа каплю, потом уходит в спальню и продолжает там свое пение: «Тебе имя свое не открою, потому что торгую собой».
Деревенские пересуды все равно что огонь в сене. Подвиг Лопе стал предметом деревенских пересудов. Он вскипает на губах у жены управляющего.
— Очень славный мальчуган этот Лопе, — говорит она своему мужу, — стоит себе так скромненько с письмом в руке…
— Чего, чего? — Управляющий даже перестал читать газету.
— Ну, он иногда приносит мне письма, если почтальон не хочет заходить.
— Ах, вот оно что. Да, парень, видать, славный… На днях гляжу, а у него полные карманы воробьиных яиц, ха-ха-ха!
А Каролина Вемпель бормочет беззубым ртом старой Шнайдерше, а старая Шнайдерша перекидывает через забор к сапожнику Шуригу:
— Как знать, чем бы все кончилось, не подоспей Блемска…
— Так-то оно так, но ведь мальчик первым начал тушить.
У булочника Бера тоже идут разговоры про пожар. Мигая за стеклами очков, узнает о пожаре пастор. И даже учитель задумывается, когда слышит эту историю в изложении столяра Таннига.
— Лопе, значит, ну-ну, так и запишем.
На другой день Лопе получает разрешение собрать свои вещички и вместе с ними покинуть «вшивую скамью».
— У тебя ведь больше нет живности в волосах? — по возможности мягко спрашивает учитель.
Лопе энергично мотает головой.
— Когда спрашивают, надо отвечать словами. Мотать головой невежливо. Запомни это. И садись за парту к Альберту Шнайдеру.
Альберт Шнайдер корчит страшную гримасу и, собрав свои книги, демонстративно съезжает на самый краешек скамейки.
— Не будь дураком, Шнайдурчок, — укоряет его учитель. — У Кляйнермана давно уже нет вшей, верно я говорю, Лопе?
— Н-н-н-н-нету!
— Видно, на пожаре сгорели, — шепчет Шнайдер сидящему сзади.
Учитель нынче — сама сердечность. Сперва он рассказывает лично, а потом велит Лопе изложить ход событий.
— Смотрите, — резюмирует учитель, — даже самому маленькому и бедному из вас судьба предоставляет возможность совершить хороший поступок… А что до частных занятий, вы теперь видите, что они ничуть не лучше ваших. К чему привело господское воспитание? Выросли два маленьких поджигателя.