— Тогда-то все и случилось, бумажник вылетел у него из кармана, а он ничего не заметил, потому что был пьян встельку.
— И ты это все так точно видел?
— Да уж на что точней.
Мать дергается. Жандарм останавливает ее жестом.
— Подождите, подождите! До вас тоже дойдет очередь. Итак, когда же ты его взял?
— Сразу после того, как Ариберт уехал, я подбежал и схватил бумажник.
— А ведра? Ты же, помнится, вышел по воду, стало быть, ты имел при себе ведро либо какую-нибудь бадейку?
— Ах да, ведра… Ведра я взял, когда…
— А вчера вечером ты был одет, как сегодня? — перебивает его Гумприх.
— Точно.
— Значит, что же ты говорил про ведра?
— Про ведра?.. Ну, когда я взял бумажник…
— Кстати, куда ты его спрятал? Не в руках же ты его унес.
— В карман пиджака. — И Лопе указывает на свою грудь.
— В карман? В какой карман? Ты сегодня вроде одет, точно как вчера.
— Нет, нет, это я нечаянно сказал… Я его сунул под рубашку.
— Под рубашку? — И Гумприх искоса бросает на Лопе недоверчивый взгляд.
Мать хочет пройти в спальню. Ее крепкое тело содрогается от рыданий.
— Куда это вы собрались, фрау Кляйнерман? — иронически любопытствует Гумприх и, растопырив руки, преграждает ей путь. — Теперь ваша очередь говорить.
— Я как раз и собираюсь, — отвечает мать решительным голосом. — Я просто хочу сперва поглядеть, из какого окна мальчишка все это видел.
— Значит, он рассказал неправду?
— П-п-правду с-самую н-настоящую. — Отец вскочил с лежанки и, пошатываясь, движется на Гумприха. — Беда мне с этим подзаборником, да и только. Это у него не от меня, господин вахмистр, наверняка не от меня. Все потому, что он приблу…
— Господи, — взвивается мать, — вот расшумелся! Ступай лучше в чулан да проспись.
Но на сей раз отец выходит из повиновения.
— Честь имею, господин вахмистр, только это такая сатана в юбке, у ней прямо на языке колючки, но уж насчет спереть, насчет спереть — этого быть не может. Это все гаденыш, это все он, не я его делал, господин вахмистр, честь имею, не я.
Гумприх шарит в заднем кармане, достает наконец оттуда кошелек, из кошелька — одну марку и протягивает ее отцу со словами:
— Не в службу, а в дружбу, Кляйнерман, принесите-ка нам с вами чего-нибудь выпить. Может, после водки мы скорей до чего-нибудь договоримся.
Отец тупо глядит на бумажку в своей руке, потом, качаясь, бредет к двери. Крепко-накрепко уцепившись за косяк, он еще раз оборачивается:
— Только уж придется вам подождать, господин капрал.
На кухне — тишина. В воздухе — чад от подгоревшей картошки.
— Так правду он рассказал или нет? — повторяет Гумприх, обратясь к матери.
— Конечно, неправду, он следил за мной, когда я это делала.
— Из какого же окна он за вами следил?
Мать подводит жандарма к правому из окон, выходящих во двор. Лопе что-то смекает про себя. К вопросу о пиджаке он был не готов, но когда отец заступился за мать, Лопе не мог признаться, что это был не он. Потому что мать могут засадить в тюрьму, как Ханско, сына Тины Ягодницы. Лопе уже почти одолел пруд со сплавными бревнами, но тут оказалось, что за прудом его поджидает топкое болото, через которое не перейти.
Жандарм Гумприх смотрит в окно, сперва в закрытое, потом в открытое. Мать продолжает его убеждать.
— Ну что ж, парень вполне мог наблюдать все это из окна, — гудит себе под нос жандарм. И вдруг набрасывается на Лопе, словно мясникова собака: — А теперь, дружочек, изволь говорить правду. Ты, никак, провести меня вздумал? Тогда я тебе покажу, тогда ты у меня узнаешь, где раки зимуют.
— Да, — говорит Лопе, дрожа всем телом.
— А я повторяю, что он врет! — надсаживается мать.
— Ты, сопляк, чего добиваешься? Думаешь, раз у тебя молоко на губах не обсохло, так на тебя и управы нет? Нет, ты хоть и мал, а продувная бестия, как я вижу… Вот угодишь в исправительную колонию…
Слезы.
— Да, да, да, господин жандарм, я и хочу, чтобы меня наказали. Я знаю, что человека положено наказывать, если он…
Жандарм Гумприх возится со своей фуражкой, приподнимает ее, утирает пот.
— Я отказываюсь что-либо понимать. Значит, вы оба замешаны.
— Да вы, никак, рехнулись, Гумприх? Что же, я, по-вашему, подбивала мальчишку на воровство? — резко перебивает мать.
Гумприх снова подходит к окну. Под окном уже собралась изрядная толпа любопытных.