Он растолкал всё это в авоську, которую специально прихватил из города и подошел к главной дороге.
- Ну! - сказал он далёкому пока дремучему лесу. - Ждёшь? Жди. Иду уже.
И, чуть пригнувшись для облегчения движения вверх, засвистел Александр Павлович мелодию «Амурских волн», да и тронулся неспешно к развилке из пяти натоптанных тропинок. Погоня началась.
Через пару километров дорогу как пилой отпилили. Вот шла она ровно и прямо, поздние цветы по обочинам, засыхающий шалфей и лопух, который до зимы не вянет. Обычная картинка. Такая же и во Владимировке на лужайке перед маленьким берёзовым колком за околицей. Уперлась дорога в подъём. А там уже и травы другие, осины редкие с красно-фиолетовыми отмирающими листьями торчат над низким густым вишарником. Без вишни, ясное дело. Сентябрь. Тринадцатое число. Всё плодово-ягодное уже отжило своё. Был в этом месте Малович раньше не раз. Ничего не изменилось тут. Метров через пятьсот вверху уже темнели иглами сосны и низкие ели. Было их, чем выше, тем больше. И далее пятисот метров уже чёрный провал пугал неизвестностью. В каждом лесу хорошем такой перепуг возникает. Потому не очень-то много любителей шарахаться по непролазной чащобе даже среди деревенских. Стал Александр Павлович искать те пять тропинок, уводящих вглубь леса и к верху горы. Её и горой-то назвать было большим преувеличением. Пригорье это было. Семьсот метров высотой, не больше. А горы уральские подальше стоят. После пригорка – ложбина-долина, а там и крутой подъём.
- Вряд ли Георгий на гору полезет. Там и скалы, и подъёмы чуть ли не вертикальные. Без оборудования не вползёшь на такие. Нет. Жорик прятаться будет ближе к селу небольшому. Чтобы можно было еду достать, воду, а, может, даже и самогон. Чтобы не шибко скучно сиделось в кустах. - Так рассуждал Малович, стараясь поскорее догадаться: по какой двинуться тропинке. Выбрал вторую с правого края. Она была пошире других. Значит могла вести к жилью. Деревеньки здесь маленькие, но стоят, как ему рассказывали, чуть ли не больше века. Через тропу перепрыгнули два почти рыжих толстых зайца и затерялись в шевелящейся от движения жухлой высокой траве. Поднимался Малович не спеша и не уставая. Метров триста прошел и тропинка повернула вправо. Туда, где росли уже совсем близкие сосны вперемежку с осинами и елями. К прогулкам по непролазному лесу он с детства привык и знал, как в нём себя вести и ориентироваться. Километрах в двадцати от Владимировки был «черный лес-колдун» Каракадук. Никто не измерял его вглубь. Вроде бы конца ему не было. На другую сторону Каракадука никто не добирался. Возвращались. В нём человек с любым запасом храбрости терялся, почему-то переставал верить в себя, в наличие севера, юга, запада и востока, видел миражи и неясные силуэты прозрачных людей да лошадей или слонов. Грибы там не росли, ягод почти не было, и пела только одна птица, имевшая низкий вибрирующий голос, похожий на начало воя сирены. Александр с дружками ходил туда много раз. И каждый поход в Каракадук был жутковатым, что добавляло пацанам веры в то, что они сильные и смелые.
- Так, где-то через километр должна быть деревня.- прикинул Малович, принюхиваясь. Пахло дымком. Кто-то или баню топил, или на открытом огне в казане варил суп. Но километр при ходьбе растянулся примерно раза в три. И вышел Александр Павлович из чащи на поляну, занятую десятком добротных деревянных домов. Залаяли собаки, закашляли мужики. Показали этим, что почувствовали вместе с собаками появление чужого. Он свернул с тропинки и по траве добрался до крайнего забора частокола. Ворота во двор хозяин сделал из толстых жердей, уложенных крест-накрест на частокол верхними краями.
- Есть кто?! - Александр Павлович сложил ладони рупором и вопрос получился очень громким. - Выйди на пару слов!
Из-за сарая с соломенной крышей вразвалку выплыл плотный мужичок в тонкой фуфайке, кирзовых сапогах и с ворсистой фуражкой на седой голове.
- Милиция? - поразился он и убрал за спину вилы с длинным отшкуренным черенком. - Так у нас порядок повсеместный. Тишь, гладь да божья благодать. Правда, самогон гоним все. Каждые по своему разумению и рецепту. Можете арестовать всю деревню скопом. Боле грехов не имеем мы тут. Но не выпить после баньки - стыд с позором. А водку-то внизу токмо продають. В совхозе. Не набегаешься, язви её в душу. А молодых нет у нас. Старики одни. Вниз не ходим. Тяжко подыматься обратно. Помирать, конечно, нам положено. Но не раньше, чем Господь призовёт. А так - сбегай в совхоз да обратно раза три, тут и каюк тебе. Арестуешь, али пожалеешь? А, милиционер?