- Лучше работать научился? - спросил Малович.
- Хрена там! - Жора помолчал. - Пять лет назад дядя его родной, главный агроном Семиозерного, сел в кресло заместителя начальника областного управления сельского хозяйства. Ну, наши тузики покумекали у себя там совместно и допёрли, что если Серёга Егоркин станет вечно первым, то колхозу от этого будет много лучше. Дядя и соляры будет отписывать колхозу побольше, с запчастями проблем не станет и так далее. Но ведь как чётко угадали, мля! Так оно и вышло всё.
- А сам Егоркин что? Он же знал, что натурально-то тебе проигрывает. - хмыкнул Александр Павлович. - Не извинился даже?
- Не, - засмеялся Георгий. - На фига ему высовываться и каяться? Зерно-то от всего колхоза в зачёт идёт. Обкому без разницы кто больше скосил, намолотил и перевёз. Ему главное - общее количество сданных государству центнеров. Колхоз наш передовой на самом деле. Вторые по области мы. А кто в колхозе первый или второй - мелочь. Наше внутреннее дело. Никого больше не интересует.
- А зачем ты его бить стал? - Малович случайно дёрнул ногой и, сжав губы, коротко простонал. - Из-за денег, которые потерял? За первое место три тысячи дают, а за второе уже полторы почему-то. За третье - семьсот пятьдесят. Это я знаю.
- Нет, не в трёхе дело. Это ж премия. Годовая. А помесячно я нормально зарабатываю. Не в этом дело, - Жора встал и, скользя, подошел к Александру Павловичу. Присел на корточки. - Просто через четыре года закусило что-то мне нервы. Ну, думал я, чего ж ты, падла, не придешь ко мне с бутылкой, да не скажешь, что ты в этом обмане сам не при чем. Чего ж не извинишься за наших начальничков, которые знали заранее, что дядя Серёгин к колхозу подобреет, если племяш станет гордостью местной. Мне не премия главное, не грамоты почётные. Не могу, когда меня дурят. Ходил к председателю. Всё сказал, что думаю про этот подлог. Он меня послал. Работай, говорит, а то комбайн тебе дам списанный. Ремонтируй и накоси хоть малость малую. Да намолоти чуток. С гулькин хрен. На двадцать пятое место переползёшь. Вот через неделю после этого разговора я стакан выпил, поймал Егоркина и сказал: «Ты-то, чего, сука, стыд потерял? Они - начальники. Им давно уж не привыкать дурить всех. Но ты ж, говорю, работяга. А совесть в задницу засунул. Совсем, что ли стыда нет? Все же знают, что тебе приписывают центнеры. И ты знаешь. Почему не отказываешься от этой нечестной игры?»
- Ну? - заинтересовался Малович.
- Гну, - присвистнул Георгий. - Он мне сказал, что всё по-честному. Что он меня «делает» во все дырки сам лично. Что начальники да дядя его вообще ради него и пальцем не шевельнули. Что не при делах они. Ну, тогда я ему и врезал. И свои три тысячи за последний сезон забрал. Из принципа! Повторяю, Саша, из принципа! Да и ему, Егоркину, в науку. Чтобы сам не врал, сучок, и экономисту с председателем не позволял. Брехня и наглое мошенничество, это что теперь - самое достойное увлечение для настоящего мужика? Вот такое дело всего-навсего, товарищ милиционер. Деньги я через председателя ему отдам. У меня денег хватает на нормальную жизнь. Но когда меня дурят как тупыря безмозглого - извините! Вы не правы. Плакать в подушку не буду. Председатель тоже дождется. Отсижу сейчас - апосля и ему по башке настучу. Снова сяду.
Да…- протянул Александр Павлович. - Лихо тут у вас труд организован. Жаль, ОБХСС к вам не заглядывает. Я им посоветую. Слушай, как-то нам двигаться бы начать. Долго сидим. Попробую сам спускаться. Он поднялся на одной ноге, держась за дерево, сделал шаг вниз и сразу же упал, сильно ударившись боком о нижний ствол.