Привлекало туристов на Курскую косу редкостное сочетание обширного пресноводного залива, образованного Неманом, моря, соснового леса и высочайших в Европе песчаных дюн. В лесу водились грибы, в заливе — судак, лещ, красноперка, окунь. Кроме того, именно сюда, в Курский залив, шел каждой весной на нерест из тропического Саргассова моря атлантический угорь. В иной год его было такое обилие, что ежедневные уловы здешних пяти рыболовецких колхозов исчислялись десятками тонн. В эти весенние дни коптильный завод в литовской части Курской косы густо дымил, заготовляя впрок деликатесы на экспорт и для внутреннего рынка.
На турбазе имелись лодки, и утром залив в районе турбазы расцветал синими, красными, белыми пятнами уходящих от берега шлюпок с рыболовами и отдыхающими. Даже когда штормовало море, залив, прикрытый от Балтики лесом и дюнами, оставался безмятежно тихим. Кто взбирался на дюны, тот наслаждался несравненным пейзажем: на западе, всего в нескольких сотнях метров, сердито белело море, свирепый прибой крушил берега, а рядом на десятки километров простиралась изумрудно-зеленая, умиротворенно тихая водная гладь…
Лишь в большие ураганы и залив начинал волноваться. Но и в эти бурные дни — чаще всего зимние — волнение в зализе мало напоминало морское.
В ненастную погоду на турбазе «Пески» народу нередко прибывало: туристы, застигнутые в лесу бурей, торопились к живительному буфету турбазы, под надежные крыши ее домиков и палаток, на ее удобную автомобильную стоянку. Или, наконец, просто под укрытие ее рослых сосен.
И поэтому Слесаренко, заведующий турбазой, — он обычно называл себя директором — не слишком удивился, когда глубокой ночью повстречал на тропке, неподалеку от своего домика, двух рыболовов, пробиравшихся по лесу.
Слесаренко перед сном всегда обходил свое хозяйство — поселок из деревянных домиков, буфет со складом продуктов, шлюпочную пристань. На турбазе даже мелких краж за три года его «директорства» не бывало, но Слесаренко не успокаивал себя и свято берег хозяйство.
Он направил на незнакомцев свет фонарика и крикнул:
— Стой на месте! Кто такие? Идите сюда, погляжу на вас.
— Бдительный! — засмеялся один из незнакомцев, тот, что был ростом заметно ниже своего товарища. — С таким не пропадешь. — И с той же издевкой в голосе добавил — Все-таки, папаша, уточни — стоять на месте или идти к тебе? Мы народ смирный, на все согласны.
Незнакомцы, по всему, были из незадачливых рыболовов, угодивших в сырой холодный туман вместо ожидаемой теплой и ясной ночи.
— Откуда? Из Калининграда? — ворчливо спросил Слесаренко.
— Из Калининграда, — подтвердил тот же рыболов. — Последним автобусом выехали, чтоб на рассвете порыбачить. Собирались развести огонек на бережку, да такая морось, что невмоготу.
Слесаренко внушительно сказал:
— За огонь в лесу — знаешь? Жестоко оштрафую!
— Вот, вот — штрафа испугались! — хохотнул низенький. — И порешили развести огонек в желудке, а не в лесу… Горючего две бутылочки имеются, — он доверительно понизил голос. — И теперь задача — столик бы с лампой, а на завершение — две бы коечки до утра…
Объяснение незнакомца сомнений не вызывало. Последний автобус из Калининграда на Ниду прошел вечером, с него всегда сходили рыболовы. И редко кто из рыбаков отправлялся сюда, не прихватив с собой — против сырости — бутылочку «газу».
Все же Слесаренко потребовал документы.
— Уже и рыбу без паспорта нельзя половить, — не удержался низенький, но паспорт достал.
То же сделал и второй.
Паспорта были калининградские, один на имя Мартынова, это был низенький, другой — на Семенова. Оба были прописаны в соседних домах по улице Пролетарской. Слесаренко хорошо знал эту улицу, она шла из парка мимо озера, через новостроящийся центр города, к Преголи. Улица была солидная, на ней жили рыбаки, служащие, строители.
Мартынов снова поинтересовался насчет столика и коечек.
— Столик найдем, коечки тоже не проблема, — сказал Слесаренко, смягчаясь. Он любил выпить, особенно в плохую погоду. Жена покупала водку редко, по большим праздникам и на его день рождения. Однако не возражала, когда мужа угощали другие: подвыпив, Слесаренко делался добрым и смирным…
Заведующий турбазой зашагал впереди, освещая фонариком дорогу к дому. Дети и жена уже спали, поэтому, предупредив гостей, чтобы вели себя тихо, Слесаренко пропустил их в первую комнату.
Гости сбросили с плеч объемистые рюкзаки. Высокий поставил на стол две бутылки «Столичной», второй извлек и мигом вскрыл две банки консервов.