Лейтенант Ребров, который должен был отправляться вместе с разведчиками и помочь партизанам с подрывом моста, прибыл с нагруженной взрывчаткой и минами телегой, когда начало смеркаться и все, кто должен был уходить на задание, уже собрались возле землянки штаба бригады в ожидании команды. С ним прибыл и радист, присланный подполковником Субботиным, который должен был сменить Миколу Яценюка и вместо него остаться в партизанском отряде для связи с 3-й гвардейской армией.
Клименко и другие партизаны встретили Реброва с такой радостью, словно он был не подрывником, привезшим опасный груз, а Дедом Морозом с новогодними подарками. Они окружили его и наперебой начали расспрашивать о том, сколько и какой конкретно взрывчатки он привез, какие мины будут использованы и насколько они будут эффективны при подрыве. Ну и все такое прочее, вопросам не было конца.
— Товарищи партизаны! — поднял руки Ребров. — Давайте я на все ваши вопросы буду отвечать во время перехода. Я и так приехал поздно, и нам пора уже выдвигаться. Я правильно говорю, товарищ капитан? — обратился он к Шубину, но тот не успел ответить, так как из штабной землянки вышел Соколовский со словами:
— Да-да. Мы уже готовы и ждали только вас, лейтенант. Что ж… — оглядел он разом притихших бойцов. — Кажется, все в сборе… Если бы я был верующим, то сказал бы вам: «С Богом!» Но я не скажу вам этих слов, потому как Бог, даже если бы он и был, никак не смог бы помочь вам в вашем трудном, но весьма важном для всей нашей страны деле — деле приближения победы. Поэтому я не стану говорить вам ни этих, ни других банальных слов, которые полагаются в таком случае. Давайте просто присядем на дорожку и помолчим…
Соколовский первым присел на небольшой пенек, а все остальные по его примеру сели там, где нашли себе место: кто-то на край телеги, кто-то на такой же небольшой пенек, а кто-то даже просто на траву или на дорогу, если не нашлось для него пня или места в телеге.
Глядя на серьезные лица людей, сидевших в глубоком молчании, Шубин видел на них не просто желание выстоять, все преодолеть и выполнить любую поставленную перед ними задачу. Люди верили в скорую победу над фашистскими захватчиками, это было видно и по их лицам, и по их глазам, еще по тому, чего и определить с первого взгляда нельзя. Вера — понятие всеобъемлющее, оно захватывает человека целиком.
Едва Шубин встал и повернулся к Соколовскому, чтобы подойти к нему за последними распоряжениями, если таковые найдутся, как почувствовал, что кто-то решительно взял его за локоть. Обернувшись, увидел перед собой Володю Теткина. А как только увидел, так сейчас же и вспомнил, что обещал ему поговорить с Соколовским по поводу его, Теткина, перевода в партизанский отряд. Обещал, но за всей суетой, связанной со сборами, забыл о своем обещании. Он хотел было сказать мальчику что-то оправдательное, извиниться, но тут к ним подошел и сам полковник.
— Что, Володя, ты тоже наших разведчиков проводить пришел? — спросил он у Теткина.
Паренек вопросительно посмотрел на Шубина. Его глаза блестели, и было в его взгляде такое ожидание и надежда, что Шубин решился:
— Товарищ гвардии полковник, разрешите обратиться.
Соколовский с интересом и удивлением посмотрел сначала на подростка, а потом и на Шубина.
— Давай, обращайся, — разрешил он.
— Вот Володя просится идти с нами. Хочет в партизанском отряде остаться. Говорит, что там от него больше пользы будет, чем оставаться при бригадных лошадях нянькой. — На последних словах Глеб невольно улыбнулся и посмотрел на мальчика.
Полковник тоже посмотрел на Володю. И под его серьезным, можно даже сказать, суровым взглядом подросток сник. Соколовский покачал головой и сказал:
— Что, надоело крутить хвосты кобылам?
Мальчишка молчал, потупив голову, но потом, словно очнувшись от своей нерешительности, смело посмотрел прямо в глаза Соколовскому и заявил:
— Надоело. Хотя дело не в лошадях вовсе. Надоело быть все время за спинами других. Я уже достаточно взрослый, чтобы и в разведку ходить, и вообще… Я и стрелять уже хорошо научился. Кого хотите, спросите. Я немцев бить хочу! Мне за мать, за сестру отомстить надо! — воскликнул он с жаром. — Вон у партизан, дядька Иван говорит, такие, как я, пацаны и девчата на задания в тыл к немцам ходят. И я тоже могу. Чем я хуже?
— Могу или хочу? — прервал его Соколовский. — Это, брат, две разные вещи — хотеть и мочь. Те ребята, что в партизанском отряде, можно сказать, с начала войны в оккупации…