— Я не верю в судьбу, профессор, — возразила я. — Единственная судьба, которая у нас есть – это та, что мы творим самостоятельно. Вы же сами приняли решение отправиться с нами. Не судьба или обстоятельства, а лично вы.
— Ничего этого не было бы, если бы вы не прилетели. И вы бы не прилетели, если бы не налёт на музей. И далее, и далее, до самого сотворения мира через взлёты и падения, радость, боль и ошибки…
— Кстати, об ошибках – я ошиблась тогда и перепутала ампулы. — Я вспомнила наш недавний разговор о событиях в интернате, пока мы коротали время, поднимаясь сквозь атмосферу Джангалы. — Не знаю, что было в тех ампулах, которые я украла в лазарете, но это было точно не то, что нужно. Об этом стало известно только через два дня, зато Хадсон сразу понял, что его регулярно обносят. Понял это по осколкам разбитого пузырька с хлоридом натрия в мусорном ведре, из-за чего и решил провести ревизию.
— И это привело к последствиям.
— Не могло не привести, — кивнула я. — Я оказалась далеко не первой, но сразу после меня все седативные спрятали в главный корпус под замок. А доступ к нему остался только у Хадсона и Травиани… — На меня вновь накатывали пенные волны воспоминаний. — Знаете, профессор, всё это заставило меня принять жестокость как неизбежность. Пока есть болевые клетки, будет и жестокость. Но она не напрасна только в одном случае – когда ею наводится справедливость.
— А что есть справедливость, если уж на то пошло? — Мэттлок вздохнул. — Ответы будут своими собственными для каждого, лично полученными от судьбы…
Врата приближались. Мне трудно было прикинуть их размер, но они поражали воображение. Угольно-чёрный овал механизма заполняла ярко-голубая переливчатая пелена, а по всему диаметру конструкции торчали зеркальные панели, непонятного назначения короба, цилиндры, сложные переплетения металлоконструкций. Целые пучки маневровых двигателей выводили причудливые узоры на фоне тьмы межзвёздного пространства, словно гирлянды на новогодней ёлке.
И сейчас, как и перед каждым гиперпрыжком, я прокручивала в памяти сценки, ситуации из прошлого, подспудно опасаясь, что этот прыжок станет последним, что туннель схлопнется, и нас разорвёт в клочья, разотрёт в пыль бешеными энергиями, которые царили там, под нашим трёхмерным пространством. Или того хуже – мы просто исчезнем в вечном нигде. Кажется, я где-то читала о том, что больше половины людей, которые хоть раз воспользовались переходом, подспудно боятся исчезнуть всю свою оставшуюся жизнь. Для этого придумали даже научный термин и занесли его в список фобий…
Когда махина надвинулась и заслонила собою весь мир, я закрыла глаза. Голос «Надюши» произнёс:
— До перехода осталось: четыре… три… две… одна. Переход.
Сквозь закрытые веки в глаза ударил яркий белый свет…
Глава VIII. Перемена погоды
После ужина на интернат незаметно опустился вечер. Я осталась в комнате за чтением «Принца и нищего», бережно вынутого из-под матраса, а девочки ушли в главный корпус смотреть какой-то мультфильм. Было тихо – только трещали цикады под окном, и где-то в отдалении неразборчиво вскрикивал телевизор.
«… — Разве у них по одному только платью?
— Ах, ваша милость, да на что же им больше? Ведь не два же у них тела у каждой…»
Страница с шелестом перевернулась, и вдруг в окно постучали. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, сердце ушло в пятки, а дыхание замерло в груди испуганной мышью.
— Лизка, это я! — донёсся снаружи приглушённый голос Отто. — Открывай скорее!
Я проковыляла к окну и отодвинула щеколду. Отто перелез через подоконник, бухнулся на пол, притушил лампу и, схватив меня за плечи, оттянул в сторону от окна. Я слышала, как он переводил дыхание, и почти физически чувствовала его волнение.
— Что случилось, Отто?
— Слушай, Лиза, нехорошие дела творятся… Я шёл со смены и решил сделать крюк мимо склада, а возле площадки ненароком услышал разговор Маккейна и его дружков. Я затаился за углом, а они трепались о том, что директор Травиани послезавтра собирается заключить какое-то соглашение с бандитами и впустить их внутрь.
— Ты в этом уверен? Может, послышалось?
— Да чтоб мне провалиться, если это глюки! — Отто хлопнул себя ладонями по коленям. — Я не мог ошибиться!
— А что будет с нами?
— Я не знаю, Лизка. Судя по тому, что нам рассказывали про мародёров, я боюсь даже представить, что. И на охрану, скорее всего, рассчитывать тоже нельзя. Они наверняка в доле – почти всем ведь известно, как они растаскивают то, что привозят в грузовиках. И они тут все просто за деньги работают. С чего бы им противиться?
— Надо всем рассказать! — воскликнула я, с опаской поглядывая на входную дверь. — Лагерь в большой опасности, и ребята должны знать об этом…
— Ты с ума сошла! — зашипел на меня Отто. — Тогда поднимется паника, и всех просто запрут в бараках, а если узнают, что это мы её подняли… Нет, никому нельзя рассказывать. Но надо что-то делать… Что делать?
Я лихорадочно соображала. Кого можно было бы привлечь на свою сторону? Разве что…
— Как думаешь, доктор Хадсон с ними заодно? Он вроде хороший…
— Не знаю, — пожал плечами Отто. — Завтра попробуем выяснить, а сейчас мне пора. Никому ни слова! Ясно?
Я закивала. Блеснув глазами в темноте, Отто добрался до окна, бесшумно выскочил наружу и исчез во мраке. Через некоторое время затихшие было цикады снова запели свои протяжные песни.
Остаток вечера я так и просидела в темноте, обхватив протезами колени и глядя в ночь сквозь окно, а когда услышала Веру и Аню, приближавшихся по коридору, быстро легла и сделала вид, что сплю. Они крадучись вошли в комнату, почти сразу улеглись в свои кровати, и стало совсем тихо. Смолкли даже сверчки…
* * *
Утром, вскочив с постели и умывшись, вместо завтрака я пошла в лазарет, чтобы потом успеть в цех, не вызывая подозрений. Нужно было действовать – доктор Хадсон казался мне тем, кто может изменить ход событий. В лазарет вчера поступили несколько ребят с переутомлением и тепловым ударом после работ под открытым небом, и им требовался уход. К счастью, доктор оказался в своём кабинете – он как раз раздавал указания подопечным.
… — Влажный компресс на лоб каждые полчаса. И не давайте слишком много воды, чтобы не было интоксикации. Вопросы есть?
— Нет, доктор Хадсон, — нестройным хором отозвались ребята.
— Свободны.
Мимо прошли дежурные по лазарету в больничных халатах – два мальчика и девочка из старшей группы – и направились к лестнице на второй этаж. Доктор разбирался с бумагами на столе.
— Извините, доктор Хадсон, есть минутка? — спросила я.
Не отрываясь от бумаг, он протянул:
— А, это ты, воровская душа. Разве я не запретил тебе появляться в моём кабинете?
Решимость боролась во мне со стыдом и желанием скрыться прочь с его глаз, но в его голосе я не чувствовала враждебности или неприязни, поэтому я переборола себя и отчеканила:
— Да, запретили. Но я сейчас кое-что расскажу – только пообещайте, что не выдадите меня.
— Кому не выдавать? — раздражённо пробормотал он. — О чём речь? Давай ближе к сути, я спешу.
Я сделала глубокий вдох и выпалила:
— Директор хочет сдать интернат бандитам!
— Что за вздор? — Он наконец поднял на меня усталые красные глаза.
— Старшие ребята обсуждали это между собой. И… Я случайно услышала их разговор. Не знаю, когда это произойдёт, но готовится что-то нехорошее.
— Я советую тебе не забивать голову ерундой, — устало пробормотал врач. — Возвращайся к своим делам.
— Почему вы мне не верите?
— Потому что этого не может быть! — отрезал Хадсон. — Никто на такое не пойдёт, и тем более – Травиани. За одну только мысль об этом Комендатура его живьём сожрёт.
— А если вы на минуточку представите, что я права? Что тогда?
— Если даже предположить, что ты права… — Он задумчиво поскрёб щетину. — Здесь должны быть замешаны очень большие деньги или власть. Травиани, конечно, жадный и ушлый тип, но не до такой же степени, чтобы так рисковать собой… Кстати, а почему ты пришла именно ко мне? Не боишься, что я сдам тебя? Тем более после того, что ты сделала.
Я отрицательно помотала головой.
— Вы производите впечатление порядочного человека. К тому же вы врач, поэтому давали клятву Гиппократа – не навредить людям… — При этих словах он едва заметно хмыкнул. — А ещё – мне больше не к кому обратиться. Охрана, старшие ребята… Очень многие кормятся с рук директора, и я почти никому не верю.
— Ясно. — Врач поджал губы, обдумывая услышанное. — Мой тебе совет – не нагнетай обстановку и не носись наперевес с этими идеями. Сейчас я должен уехать – меня ждут в полевом госпитале. Вернусь, скорее всего, завтра вечером, поэтому у тебя будет время подумать над своими фантазиями.